Подебрад начал добывать руду, и вскоре у его людей появилось стальное оружие и инструменты. В результате Новая Богемия, до того владевшая лишь семью милями побережья, теперь простиралась на сорок миль по обеим берегам Реки. Подебрад ни с кем не воевал и не захватывал чужих земель; соседние страны сами пожелали присоединиться, и он не отказывал никому.
Окружающие Новую Богемию государства заразились золотой лихорадкой, но на их долю выпал лишь тяжкий труд, поломанный инструмент и горькое разочарование. Видимо, клад залегал лишь на небольшом участке первоначальной Новой Богемии, скрываясь в глубинах планеты.
Эмиль показал на холмы.
— У нас тоже пробили шахту в двести футов, но все пришлось бросить, — под слоем почвы мы наткнулись на доломит. Подебрад — счастливчик, у него был мягкий известняк!
Фригейт поблагодарил словоохотливого собеседника и помчался с новостями на судно. В результате уже через одиннадцать дней они бросили якорь у столицы Подебрада.
За полдня пути до южных берегов Новой Богемии команда уже ощутила запахи серы и угля. По берегу тянулись высоченные земляные насыпи, на Реке патрулировали четыре больших паровых корабля, вооруженных пушками, и множество судов помельче. Часовые со стальным оружием в руках стояли на вышках.
Команда «Раззл-Даззл» осматривала окрестности в полном изумлении и даже подавленности. Они привыкли к чистому воздуху, ясным голубым небесам, зеленой растительности; здесь же цивилизация сокрушила долину.
Нур поинтересовался у одного из местных жителей, стоило ли так истощать недра. И к чему им столько оружия?
— Конечно, это необходимо, — с полной убежденностью ответил тот. — Если мы не будем вооружаться, наши шахты захватят другие государства. Так что оружие нам нужно для самообороны, — он немного подумал и добавил; — но мы производим и другие изделия из металла — для обмена на табак, сигареты, украшения и продовольствие.
— Зачем? Ведь грейлстоуны снабжают нас всем необходимым… иногда даже балуют нас, — улыбнулся Нур. — К чему терзать землю и заражать воздух?
— Я же объяснил вам!
— Закопали бы вы свою шахту, — сказал Нур. — А еще лучше — вообще не принимались за нее.
Человек молча пожал плечами. Вдруг он обернулся и в изумлении уставился на Райдера.
— Скажите, вы — не Том Микс, киноактер?
— Нет, дружище, — засмеялся Том, — но мне уже не однажды говорили, что я на него похож.
— Я видел вас… его, когда он приехал в Париж. Мне пришлось тогда посетить Париж по делу… Я стоял в толпе и любовался на вас… на него, когда он ехал верхом на Тони, своей лошади… Незабываемое зрелище! Микс был моим любимым актером.
— И моим тоже, — Том повернулся и отошел в сторону.
Фригейт, вместе с капитаном, направился к нему.
— У меня такое впечатление, что вы весьма взволнованы, Пит, — заметил Фарингтон. — И, вероятно, думаете о том же, о чем мы с Томом только что толковали.
— Не понимаю, — Фригейт поднял на капитана затуманенный взгляд. — Что вы имеете в виду?
— Как — что? — Фарингтон посмотрел на Тома. — Только то, что неплохо бы заполучить один из паровых катеров.
Фригейт в изумлении поднял брови.
— Но я думал совсем не об этом! Вы полагаете, его нужно украсть?
— Что-то в этом роде, — протянул Том. — Они же всегда могут соорудить другой, а мы на таком суденышке гораздо быстрее доберемся к верховьям Реки.
— Но это же аморально! — воскликнул Фригейт. — И, к тому же, опасно. Я уверен, что их сторожат днем и ночью.
— Кто тут толкует о морали? — прервал его Мартин. — Помнится мне, как в Руритании один парень завербовался к нам на шхуну… и прихватил с собой казенный меч!
Фригейт побагровел.
— Неправда! Я сам его сделал!
— А потом украл, — Мартин усмехнулся своей чудесной улыбкой и хлопнул Фригейта по плечу. — Не заводитесь, Пит. Если вам очень хочется, тащите, что плохо лежит. Так вот: нам нужно быстроходное судно, чтобы поскорее добраться до истоков.
— Не говоря о том, что оно обладает и некоторым комфортом, — ухмыльнулся Том.
— Вы толкаете нас на большой риск… может быть — на смерть.
— Я никого не тяну и никому не приказываю. Если не страшно, присоединяйтесь, идет?
— Я вовсе не трушу, — Фригейт опять вспыхнул. — Была бы необходимость, я пошел на это. Но тут можно раздобыть кое-что побыстрее допотопного парохода!
— Вы полагаете, Подебрад построит вам личный скоростной катер? — насмешливо спросил Мартин. — Паровую яхту?
— Нет, я думаю не о том, как проплыть Реку из конца в конец. Наша задача — перебраться через горы.
— Ну-ка, подтяни подпруги, приятель, — осадил его Том. — Это что — самолет?
Мартин побледнел.
— Нет, его нам не построить. И с самолетом много возни — надо садиться, откуда-то брать горючее… Нет, нам нужен другой аппарат — но тоже способный к полету. Такой, которому не нужен ни двигатель, ни бензин, ни спирт…
— Вы говорите об аэростате?
— Почему бы и нет? Аэростат или еще лучше — дирижабль.
53
Том Райдер идею одобрил сразу же, но Фарингтон запротестовал.
— Нет! Слишком опасный проект! Я не верю в этот мешок, начиненный водородом! Газ взорвется, и мы все сгорим!
Он хрустнул пальцами.
— К тому же, он целиком зависит от ветра… игрушка урагана — ничего более! А где мы найдем пилота? Обычного летчика еще можно откопать, я даже был знаком с двумя-тремя… Но опытного аэронавта? А команда? Надо подобрать людей, обучить их… Разве это нам под силу? И еще одно…
— Побаиваешься? — улыбнулся Том.
Мартин густо покраснел и сцепил руки.
— Хочешь расстаться с парой зубов?
— К этому мне не привыкать, — Райдер снова ухмыльнулся, потом глаза его стали серьезными. — Успокойся, Фриско. Если о чем и стоит поразмыслить, так только о причинах, по которым этот проект неосуществим.
Фригейт знал, что Джек Лондон никогда не интересовался путешествиями по воздуху. Странно! Казалось бы, человек, чья жизнь была столь бурной и полной приключений, мужчина, исполненный воинственной отваги и жажды нового, должен с восторгом согласиться на подобный полет.
Неужели он боится высоты?
Все может быть! Существует множество храбрых людей, которые ничего не страшатся на земле, но впадают в панику, стоит им только оторваться от нее. Вряд ли следует их осуждать — здесь виновата одна из причуд человеческого характера. Но Мартину было стыдно показать свой страх.
Фригейт признался себе, что и ему ведома эта стыдливость. В какой-то степени с годами он избавился от нее, но способно ли время так глубоко перекроить душу человека? Когда иррациональное начало вступает в игру, оно подавляет разум; мозг бессилен ему противостоять.
