позволяло капитану выбирать позу для отдыха.
На этот раз он решил сесть в корзину. Мгновением позже появилась белка с дуарой. Джон-Том постарался не смотреть на инструмент с вожделением, тем более что за матросом по трапу взошел любопытный Сашим. Белка отдала целую и невредимую дуару, и Джон-Том любовно погладил ее. Он уже готов был заиграть, но ему помешал незнакомый голос.
Сначала юноше показалось, будто собачьи уши поджаты. Приглядевшись, он увидел рваные края – следы варварской хирургии. Пес хромал и опирался на костыль – в отличие от Корробока у него обе ноги были на месте, просто одна на целый фут короче другой. С выступающих далеко вперед челюстей свисали щеки.
– Не надо, кап'н.
Корробок недовольно обозрел вновь прибывшего.
– А что тебя не устраивает, Макриг?
Старый пес перевел взгляд на Джон-Тома.
– Не дело это, господин. Пусть он лучше драит палубу.
Деревянной ногой Корробок выбил из-под мышки матроса костыль. Макриг засеменил в поисках опоры и плюхнулся на задницу под грубый хохот своих друзей.
– Хар! Ну, где же твоя утонченность, Макриг? Где тяга к культуре?
Старый матрос как ни в чем не бывало поднялся на ноги и выпрямился во все свои четыре с половиной фута.
– Просто он мне не нравится, кап'н. Ни он сам, ни его манеры.
– Разлюбезный Макриг, я тоже не испытываю любви к бесперым, но вид голой кожи не вызывает у меня разлития желчи. Ну, а манеры… – Он устремил на Джон-Тома пугающий, приводящий в замешательство взгляд. – Какие у тебя манеры, человек?
– Какие угодно, господин капитан. – Джон-Том опустил глаза.
Взгляд попугая задержался чуть дольше необходимого.
– Хар, вот это правильно. Все-таки подобострастия еще маловато, но это поправимо. Видишь? – Он посмотрел на старого матроса. – Ничего тут плохого нет. Музыка нам не повредит. Или повредит, а, дылда? Учти, если у меня мелькнет хоть тень сомнения…
– Что вы, капитан! – зачастил Джон-Том. – Я всего лишь бродячий артист и хочу попрактиковаться в своем ремесле…
– Хар! И спасти свою тонкую шкурку, – усмехнулся Корробок. – Быть по сему.
Он откинулся на спинку мягко покачивающегося кресла. Стоявший поблизости Сашим ковырялся в зубах чем-то похожим на сосульку длиною в фут. Джон-Том понимал: если в песне прозвучит хотя бы намек на мятеж или неповиновение, эта «сосулька» вонзится в его беззащитное горло.
Он нервно тронул струны, раскрыл рот… и дал петуха. Экипаж откликнулся новым взрывом хохота. Корробок откровенно наслаждался смятением юноши.
– Простите, господин. – Он откашлялся, мечтая о стакане воды и не отваживаясь попросить. – Эта песня… кхе… принадлежит группе менестрелей, называющих себя «Орлами»[1].
Корробоку это польстило.
– Мои родичи по полетам… Правда, я давно предпочел летать вдали от родни. Орлы сильны, но умишком небогаты, да и от пения их я не в восторге. Больно уж голоса высоки и пронзительны.
– Нет-нет, – поспешил объяснить Джон-Том. – Песню придумали не орлы, а люди вроде меня, выбравшие себе такое название.
– Странный выбор. Почему бы им не назвать себя «Людьми»? Впрочем, это несущественно. Спой, менестрель. Согрей наши черствые сердца.
– Как прикажете, господин.
Дуара изрядно уступала привычной гитаре, но игралось Джон-Тому легко. Он начал с «Будь спокоен», и на сей раз из горла свободно полились высокие ноты. Потом он исполнил следующую тему из своей тщательно продуманной подборки. Корробок закрыл глаза, пираты заметно расслабились. Музыка понравилась всем. Джон-Том сыграл «Лучшую любовь» и перешел к попурри из «Би Джиз».
Неподалеку от него Мадж заморгал и плюхнул мастику на древесину.
– Что он затеял?
– Не знаю, – ответила Розарык. – Не слышу упоминаний пхо могучих демонов и духов.
Один лишь Яльвар работал, улыбаясь.
– В неведении не только вы, но и эти бандиты. Прислушайтесь! Неужели не понимаете? Если он запоет о бегстве или сражении, леопард в тот же миг проткнет ему горло. Джон-Том знает, что делает. Вы не прислушивайтесь к словам. Все идет, как он хочет. Оглянитесь вокруг. Посмотрите на экипаж.
Мадж внял совету. Его глаза округлились.
– Чтоб меня! Они засыпают!
– Да, – кивнул Яльвар. – Пираты настороже и ждут малейшего намека на сопротивление, а он их потчует колыбельными. Воистину, Джон-Том искуснейший чаропевец.
– Ну, уж это, приятель, ты загнул, – угрюмо пробормотал Мадж. – Сколько раз я видал, как все катилось к черту, когда он уже праздновал победу.
Однако на сей раз все говорило о том, что чаропевец добьется своего. Он уже томно распевал дальше.
– Глядите, – возбужденно прошептал Яльвар сквозь стиснутые острые зубы, – заклинания действуют даже на капитана и его прихвостня.
Он был прав. Корробок обмяк в кресле, Сашим зевнул и уселся рядом на палубу. Эта парочка являла собой весьма неприятное зрелище.
А вокруг моргали, зевали и засыпали на месте матросы. Сон не шел только к трем пленникам.
– Мы понимаем, что он делает, – объяснил Яльвар. – И к тому же магия обращена против других.
– Это здорово, шеф. – Мадж подавил зевок и удивленно моргнул. – Ха, а ведь сильная штука!
Когда Джон-Том доигрывал последние аккорды, пиратский корабль шел лишь по воле ветра и волн. Его кровожадные матросы храпели на палубе, в трюме и даже на вантах. Джон-Том шагнул к Корробоку, ощупал его взглядом и не нашел того, что искал. Тогда он вернулся к друзьям.
– Никто не заметил, куда он запрятал ключи?
– Нет, кореш, – прошептал Мадж. – Но не мешало бы найти их, и поскорей.
Джон-Том двинулся к люку, что вел в капитанскую каюту, и остановился в нерешительности. Спуститься-то можно, но как быть дальше? Ключи могут лежать в запертом сундуке, в одном из многочисленных шкафчиков, в тайнике под гнездом или матрасом… Да и кто сказал, что они вообще в каюте? Вдруг ими ведает Сашим или еще кто-нибудь из помощников капитана?
Невозможно искать их и одновременно баюкать пиратов. Кое-кто из них уже беспокойно шевелился, и Джон-Том не имел ни малейшего понятия о том, сколько продлится действие заклинаний.
– Приятель, сделай что-нибудь. – Мадж подергал цепь, соединяющую его лодыжки.
– Где могут быть ключи? На капитане их нет.
Внезапно ему вспомнились стихотворные строки. В них не было намека на местонахождение ключей, но присутствовало нечто совершенно иное. В этой песне речь шла о желтых глазах и торжествующих котах. «Мышиный дозор никогда не спит», летальная песенка про бдительного кровожадного котенка. Во всяком случае, так он когда-то охарактеризовал ее своему другу.
Юноша торопливо запел, жалея, что рядом нет Андерсона с его флейтой, стараясь не сбиваться с ритма и чутко следить за коматозным экипажем.
Внезапно звено якорной цепи, которой была скована Розарык, с треском раскололось. Тигрица изумленно поглядела на обломки, затем на Джон-Тома и, не сказав ни слова, взялась за куда менее прочные цепи своих товарищей. Два могучих рывка – и Мадж с Яльваром исчезают под палубой, а тигрица переходит к Джон-Тому. К тому времени, когда она избавила его от оков, снова появились выдр и хорек. У Маджа за плечами висели лук и колчан, а морду было почти не видать за охапкой тигриных доспехов. Яльвар, тяжело дыша, волок за собой огромные мечи.
Пленники бросились к буксирному канату, что тянулся к «Джону Б.». Замешкался только Джон-
