За несколько дней, проведенных в изоляторе, Александр Борисович заметно осунулся. Щеки его покрывала трехдневная щетина. Глаза блестели воспаленным, нервным блеском.
— Вижу, вы уже без наручников, — весело сказал Павлов.
Турецкий посмотрел на свои руки.
— Да, браслетики забрали. Сказали — поносил, отдай другому. Пришлось отдать.
— Не стоит переживать по такому пустяковому поводу, — все так же весело произнес следователь. — Главное, что вы пришли ко мне не как подозреваемый, а как гость. Если бы вы знали, как я этому рад!
— Могу себе представить, — сухо отозвался Александр Борисович.
— Может, коньячку? — предложил Павлов.
— Обойдусь.
— Ну, как хотите. Итак… — Следователь взял со стола бумагу, скользнул по ней взглядом, снова перевел взгляд на стоящего перед ним Турецкого и радостно произнес: — Свидетельские показания вашего клиента подтверждают ваше алиби. В общем, Александр Борисович, везет вам.
— И что теперь?
— Теперь вы можете быть свободны! Александр Борисович прищурил на следователя серые глаза и хрипло проговорил:
— Скажите, как убили второго японца? Павлов замялся. Видно было, что ему не по душе этот разговор, но, с другой стороны, он сам задал тон беседе, и тон этот был — дружеский, коллегиальный.
— Вообще-то, не положено… — Следователь еще немного помялся, после чего сообщил: — Не знаю, станет ли вам от этого легче, но ему сломали шею, а потом сбросили с моста.
Взгляд Турецкого стал еще холоднее.
— Вы думаете, это сделал русский? — резко спросил он.
Посуровел и Павлов.
— Я не уполномочен делиться с вами своими мыслями! — сказал он, недовольно повысив голос. — Вы свободны, Александр Борисович! Можете идти!
Турецкий по-прежнему стоял на месте и не спешил уходить.
— А моя жена? — спросил он, упрямо разглядывая скуластую физиономию Павлова. — Или вы думаете, что это она свернула шею этому вашему Рю?
— Мы…
— Она не владеет боевым искусством, — перебил следователя Турецкий. — И в атлетах никогда не ходила.
Павлов кашлянул в кулак, напуская на себя суровый вид, и сказал — холодным, официальным голосом:
— Сожалею, гражданин Турецкий, но у вашей жены по-прежнему нет алиби.
— А у вас, к сожалению, нет других подозреваемых, — устало произнес Александр Борисович. — И пока не появятся, вы будете держать ее в этом гадюшнике. Ладно. Я сам этим займусь, раз у вас нет времени.
Турецкий повернулся и направился к двери. Дождавшись, пока он выйдет, Павлов схватил из стаканчика карандаш, с хрустом переломил его и швырнул в закрывшуюся дверь.
— Займется он, — прорычал следователь. — Давай, занимайся! Допляшешься, что вернешься обратно на нары. Но на этот раз тебя никакое алиби не спасет!
20
Едва войдя в офис «Глории», Александр Борисович тут же бухнулся в вертящееся кресло и крутанулся вокруг оси.
— Свобода, — выдохнул он.
И только потом воззрился на Плетнева и Милу сидящих по другую сторону стола.
— Ну, голубки, — насмешливо сказал он. — Заигрались тут без старого, ворчливого ворона? Все преступления одни решили раскрыть? Не выйдет! Старый ворон на свободе, и он еще себя покажет.
— Уж в чем-в чем, а в этом я не сомневаюсь, — сказала Мила, с улыбкой глядя на Турецкого.
Это был совсем не тот Турецкий, который еще несколько часов назад стоял, угрюмо опустив голову, в кабинете следователя Павлова. Александр Борисович помылся, побрился, подстригся, переоделся в чистое — и теперь был свеж и блестящ, как английский джентльмен, пришедший в клуб.
— Ну, давай, — скомандовал Миле Александр Борисович, закуривая. — Покажи, на что способен твой волшебный лэптоп!
— Айн момент. — Мила снова опустила пальцы на клавиатуру ноутбука, и пальцы эти резво забегали по черным шелестящим клавишам. Через несколько секунд лицо ее стало хмурым и сосредоточенным.
Турецкий и Плетнев с интересом следили за ее работой. Наконец Мила стукнула пальцем по клавише запуска и с победным видом отъехала от стола на мобильном офисном кресле.
— Вуа ля! — победно воскликнула она. — Кто говорил, что Мила это не взломает? Мила взломает все… что надо взломать «Глории»!
— А ну-ка, ну-ка, — пробормотал Плетнев, приникая к экрану монитора.
— Да уж, покажи нам, неразумным, — в тон ему сказал Турецкий и тоже переместился поближе к ноутбуку.
Мужчины уставились на монитор и с полминуты молчали, разглядывая список писем в почтовом ящике Икэды. Русские и английские строчки чередовались с лохматыми, как насекомые, японскими иероглифами.
— Ну, как? — нетерпеливо спросила Мила. Александр Борисович оторвался от экрана и восхищенно произнес:
— Мила, тебе и правда в разведке надо работать.
Мила кокетливо вздохнула.
— Да чепуха это все. Жаль, не достать того исчезнувшего письма от отца Икэды, которое Дрюля прочитал вместе с Рю.
— Дрюля, говоришь? — Турецкий улыбнулся. — Красивое имя. Он что-нибудь запомнил, этот твой Дрюля?
— Только общий смысл. Он плохо знает японский, но кое-что уловил.
— И что же он уловил?
— Ну… Усвоенная суть вкратце такова: Икэда вызвал кого-то к себе в Москву. Акира, его отец, был очень этим недоволен.
— Все?
Мила кивнула:
— Все.
— Не густо, но уже что-то. Подобьем бабки. Значит, перед смертью Томоаки Икэда вызвал из Японии в Москву какого-то человека. Надо полагать — своего земляка. Что это за земляк — никто не знает. Прибыл он в Москву или нет — также тайна, покрытая мраком. — Александр Борисович крутанулся в кресле и продолжил: — Отец Икэды возражал против приезда этого человека в Москву. Предположим, что этот Икс все-таки приехал. Ну, или прилетел. Случилось это около месяца назад, а может, и того меньше. Прилетев в Москву, мистер Икс обосновался… кто мне скажет где?
— В частном домике на окраине Москвы, — сказал Плетнев.
— Верно, — кивнул Турецкий. — Человек этот очень неприятный. Во-первых, он убил Икэду и сжег его тело в лесу. Затем он разделался с Рю. Причем сделал это весьма оригинальным способом, используя в качестве отвлекающего фактора игрушечную собаку. Бедняге Рю он сломал шею и скинул его с моста. Рю был предупрежден и вооружен кинжалом, однако ему это не помогло. Вывод: мы имеем дело с очень опасным мерзавцем — сильным, ловким, умным и владеющим какой-то боевой техникой.
— Александр Борисович, — заговорила, пряча улыбку, Мила, — у вас в камере случайно не было видеомагнитофона?