— Не бред, а многовековая национальная традиция. Как наши кулачные бои на масленницу.
— Ну, ты и сравнила!
— Ладно, не бурчи. Лучше посмотри, кто есть на нашем сайте неудачников. Обещаю, будет интересно.
Нажатием клавиши Мила увеличила очередное окошко и запустила запись. Из динамиков компьютера полилась заунывная мелодия, которую исполняли, монотонно постукивая по чему-то металлическому.
— И что это? — спросил Плетнев.
Мила прищурила голубые глаза и зависла над монитором.
— Сейчас увидишь!
И Плетнев увидел. Во-первых, он увидел зал супермаркета. Судя по иероглифам, супермаркет был японский. Туда-сюда по залу сновали посетители.
Судя по качеству, запись велась любительской видеокамерой или камерой мобильного телефона. Посреди супермаркета — небольшого, провинциального — стоял человек, обвешанный кастрюлями и металлическими тарелками.
— Это что за чудо? — поинтересовался Плетнев.
— Сейчас прочитаю. — Мила склонилась, пробежала взглядом по английским титрам и сказала: — Про этого пишут, что он — вроде Кикуджиро.
— Кто?
— Кикуджиро. Помнишь, фильм такой есть? Про взрослого бродягу и маленького мальчика.
— А, помню, — кивнул Плетнев. — Придурок такой. Безалаберный, но добрый.
— Точно, — улыбнулась Мила.
Они продолжали следить за действием видеоролика. В каждой руке у странного человека было по деревянной колотушке. Покачиваясь из стороны в сторону, он выстукивал ими заунывный мотив.
— Кстати, — сказала Мила, — «кикуджиро» по-японски — это и есть придурок. А «дурак» — «бака». Японцы поэтому очень веселятся, когда русские ругают кого-то «ах, собака!»
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Плетнев.
— Почитала русско-японский разговорник. Ну, и еще кое-что. Ты же знаешь, у меня всегда был талант к языкам.
Дурачок-кикуджиро на экране продолжал выстукивать заунывный ритм. Некоторые посетители супермаркета, торопливо проходя мимо, на мгновение останавливались, чтобы бросить деньги в кастрюлю с символом иены, висящую на его спине.
— Не понимаю, зачем мы это смотрим? — недоумевал Плетнев.
— Сейчас узнаешь. Этот мужик взял себе кличку «Бака».
— Дурак?
— Да. Он довольно известен в Токио. Юкио Бака, бродячий музыкант. А сейчас он повернется. Только прошу тебя, не падай в обморок.
— Постараюсь, — ответил Плетнев и тут же оцепенел, изумленно уставившись на экран. — Так ведь это… Это…
— Да, — кивнула Мила, довольная произведенным эффектом. — А я думала, узнаешь или нет?
— Погоди… — Плетнев схватил «мышку» и кликнул курсором на паузу. Затем чуть наклонился вперед и пристально всмотрелся в замершее на экране лицо бродячего музыканта.
— Давай-давай, оценивай, — насмешливо сказала Мила.
Плетнев свернул окно с видеофайлом и открыл другой файл — фотографию покойного председателя русского филиала фирмы «Ти Джей Электронике» Томоаки Икэды.
Теперь на экране монитора были два азиатских лица — бизнесмена и нищего бродяги. Весь фокус состоял в том, что это было лицо одного и того же человека!
Антон и Мила переглянулись.
— Ну? — спросила Мила. — Как тебе моя работа?
— Фантастика, — ответил Плетнев. — Не могу прийти в себя.
— Так, — деловито сказала Мила, — а теперь надо залезть на один закрытый японский форум.
— Что за форум?
— Где сплетни про видные семейства. Так, Антон, уступи-ка место, это я сделаю сама.
Мила уселась за лэптоп, и ее длинные пальцы резво забегали по клавиатуре. Плетнев молча наблюдал за ее действиями.
— Ты ведь не понимаешь по-японски? — сказал он подозрительно. — А форум японский.
— Говорю же — на досуге я изучила русско-японский разговорник.
— Да ну? А если без вранья. Мила засмеялась.
— Ну, хорошо. Я изучала японский язык на курсах. Года два назад. А потом забросила, потому что он мне наскучил. Никогда бы не подумала, что этот язык мне еще пригодится… Ага, кажется, нашла!
— Что там? — с любопытством спросил Плетнев.
Мила показала на монитор.
— Вот, читай… Ой, прости, я сама тебе прочитаю. В общем, тут написано, что бродяга Юкио Бака когда-то носил известную фамилию, принадлежал к «высокопоставленному семейству».
Фамилию не называют. Но брат и отец от него отреклись.
— Та-ак, — мрачно протянул Плетнев. — Значит, брат.
Мила кивнула:
— Угу. И не просто брат, а брат-близнец. Хотя открыто тут нигде об этом не пишут.
— Просто индийское кино, — с усмешкой сказал Плетнев.
Мила снова склонилась над клавиатурой.
— Сколько лет вашему Икэде? — спросила она.
Плетнев наморщил лоб, припоминая.
— Около пятидесяти пяти.
— Значит, надо просмотреть архив прессы за тысяча девятьсот пятьдесят пятый и тысяча девятьсот пятьдесят шестой годы. Что мы с тобой сейчас и проделаем.
Мила вновь зацокала клавишами.
— Вот… — пробормотала она. — В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году у видного политика Акиры Икэда родились мальчики-близнецы…
— Выходит, миллионер Томоаки и этот придурок Бака — братья-близнецы, — хмуро произнес Плетнев, недоверчиво глядя на экран монитора. — Бывает же.
— А ты думал, чудеса только в кино случаются?
Вглядываясь в экран, Антон задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Ай да Александр Борисович! И как только ему в голову пришло?
Мила пожала острыми плечиками.
— Интуиция. Ты ведь сам говорил, что у него нюх, как у собаки.
— Вообще-то, я говорил «как у волка». Но против собаки я тоже не возражаю. Слышь, Мил, а у тебя в Японии кто-нибудь в оффлайне есть?
Мила на мгновение задумалась и тряхнула головой.
— В оффлайне никого не знаю, в онлайне — есть девчонка, там в одной фирме программером устроилась.
— Давай-ка мы ей напишем… Узнаем про него, про его семью. Как тебе такое предложение?
— Нормально, — одобрила Мила. — Если ты немного потеснишься, то я прямо сейчас этим и займусь.
— Давай! — кивнул Плетнев и отъехал на своем стуле от письменного стола, уступая место девушке-программеру.
