него.
— Сейчас мой ход, — тихо сказал он. Она отдернула руку, словно обожглась.
— Извините. Обычно я не бываю такой невнимательной.
— Я это знаю. Это случается только тогда, когда вы умышленно позволяете своему партнеру выиграть. Ее губы против воли дрогнули в улыбке.
— Никак не хотите мне простить?
Он пожал плечами.
— Злопамятным я никогда не был, — ответил Пакстон, понимая, что это не совсем так. Он долгие годы помнил зло, причиненное Черным Епископом, но это была совсем другая история.
Хотя ее рука лежала теперь на столе рядом с шахматной доской, Ноуэл снова накрыл ее своей ладонью.
— На самом деле мы с вами не противники, Ровена. Я хочу, чтобы вы мне доверяли.
На этот раз она не убрала свою руку.
— Так же, как вы доверяете мне? — спросила она, подняв брови. — Когда вы намеревались сказать мне, что ваша сестра замужем за наследным герцогом?
— Я не думал… Мне казалось, что если я заговорю об этом, то буду выглядеть самодовольным ослом. Да и какое это имеет значение? — заявил он, хотя они оба знали, что это имеет значение.
Вместо ответа девушка задала еще один вопрос, на этот раз более трудный:
— Скажите, какие у вас имеются улики против мистера Ричардса?
— Я не могу вам рассказать, — ответил он, хотя, по правде говоря, ему этого хотелось. Ведь если бы она узнала, какие злодеяния совершил этот тип, она не пожелала бы больше видеть его.
— Потому что вы думаете, что я его предупрежу?
— А вы предупредили бы? — спросил он, пытаясь прочесть по выражению лица ее мысли. Но она не смотрела ему в глаза.
— Возможно, вы поступаете мудро, не доверяя мне, — помедлив, призналась девушка. — Делайте свой ход.
Расстроенный тем, что она замкнулась, а также тем, что он не мог сказать ей правду — всю правду, — Ноуэл снял свою руку с ее руки и сосредоточился на игре. Вернее, попытался сосредоточиться.
Отделенный от Ровены лишь небольшим столом, Ноуэл в полной мере ощутил пьянящее воздействие ее близости — ее лица, блеска волос, ее гладкой кожи и нежного женственного запаха. Он вспомнил тот вечер, когда впервые ее увидел, и поразился тому, что не понял сразу, что другой такой нет на свете и что она и есть та самая частица, которой не доставало его душе.
Желая поскорее услышать ее голос, он нарушил молчание, затронув тему, которая наверняка должна была ее заинтересовать:
— Сегодня вышел новый номер «Политикал реджистер». Вы еще его не видели?
— Я видела газету, но не читала. По-моему, там есть весьма интересная статья мистера Коббета о ткачах.
— Да, весьма интересная, — согласился Пакстон. — Но на меня большее впечатление произвел последний очерк Мистера Р., — сказал он, наблюдая за ней.
— Вот как? — спросила Ровена с деланным безразличием, взяв конем его оставшегося слона. — Чем именно?
— Мне показалось, что он весьма успешно подвергает осмеянию класс аристократов, правдиво и с юмором показывая его лицемерие, которое особенно ярко проявляется на таких сборищах, как это. Мне даже показалось, что это лучший очерк из всех написанных им. Правда, я по-прежнему не согласен с его утверждением, что представители низших сословий отличаются большей честностью.
— Значит, вы так не думаете? Я, например, никогда не видела, чтобы моя служанка лицемерила так, как это делают многие высокородные леди, с которыми я встретилась здесь, в Лондоне.
Пакстон внимательно посмотрел на доску, осторожно передвинул ладью, чтобы защитить своего ферзя, потом ответил:
— Ваша служанка переняла эти достойные качества от вас, так что это меня не удивляет.
Услышав этот завуалированный комплимент, она мило покраснела:
— Значит, вы не считаете этот пример типичным?
— Думаю, что мне гораздо чаще, чем вам, приходилось наблюдать проявления безнравственности у представителей низших сословий, — сказал он. — Поверьте, непорядочность случается во всех слоях общества. Если уж на то пошло, то надежды, возлагаемые обществом на аристократию, нередко сдерживают ее, не позволяя опуститься до действительно порочного поведения.
— Это во многом зависит от того, какой смысл вкладывается в слово «порочный», — возразила она. — Уверена, что немногие герцоги прибегают к разбою на большой дороге, но не потому ли, что у них нет в этом необходимости? Разве обложить человека налогами, доведя до нищеты, менее порочно, чем изъять ценности у богача, чтобы пополнить низкий доход?
Хотя она казалась ему особенно привлекательной, когда страстно защищала обездоленных, тот факт, что Ровена поддерживала мысли, высказанные именно в этом очерке, его настораживал. Пакстон подозревал, что она знает, что его написал Ричардс.
— Ну, в первом случае, по крайней мере, не так велика вероятность лишиться жизни или получить увечье, — сказал он, возможно, более резким тоном, чем предполагал.
— Значит, кражи, которые осуществляются правительством, вы поддерживаете? Мне это кажется ярчайшим примером лицемерия. — Она подкрепила свои слова широким жестом и нечаянно сбросила несколько фигур на пол. — Ох, извините, я не хотела…
Ноуэл поднял фигуры, но на место не поставил.
— Все равно ни один из нас не находится сейчас в наилучшей форме. Что, если мы отложим эту партию?
— Согласна, — сказала она, печально кивнув головой. Потом, бросив на него озорной взгляд, добавила: — А вы простите мне неудачный ход?
— Плутовка, — усмехнулся он. — Я продолжаю стоять на своих позициях и в игре, и в споре. Однако поскольку, мне кажется, большинство гостей к этому времени разошлось, мы могли бы продолжить беседу в более уютной обстановке.
— Уютной?
— Ничего неприличного я не имею в виду. Я хотел лишь предложить перейти в гостиную. — В ту самую гостиную, где днем ему удалось сорвать такой сладкий поцелуй.
Судя по ее волнению, девушка тоже об этом подумала.
— Я… а вам разве не нужно возвращаться к себе в квартиру?
Он покачал головой:
— Я снова квартирую здесь. Я понял: то, откуда я веду расследование, дела не меняет, а поэтому решил не отказываться от гостеприимства Хардвиков.
По правде говоря, когда он, воспользовавшись этим самым предлогом, попросил у Люка вновь предоставить ему ту же самую комнату, выражение лица хозяина дома было очень сочувствующим. На самом деле он хотел не оставлять без присмотра Ровену, не допускать, чтобы Ричардс использовал ее в своих интересах, и не позволять ей откровенничать с ним. По крайней мере, ему казалось, что он руководствуется именно этими мотивами.
— Хорошо, — сказала девушка. — Думаю, мы можем перейти в гостиную. Но не надолго, потому что уже поздно. — Кивком головы она указала на напольные часы в углу бального зала.
— Извините, что я вас поддразнивал, когда вы появились без очков, — сказал Ноуэл. — Но теперь я даже сожалею, что они на вас надеты, потому что не могу притвориться, будто часы показывают меньше времени, чем есть на самом деле.
— Почему? — спросила Ровена, когда они поднялись из-за стола, — почему вы дразните меня, когда я не надеваю очки?
Он продел ее руку под свой локоть. Она не стала сопротивляться.
— Потому что мне больше нравится, когда вы открыто носите очки на людях.
— Это имеет для вас какое-то значение?
— Я не хочу, чтобы другие мужчины осознавали, как вы красивы, Ровена. Я надеялся сохранить это в тайне от всех.
Девушка взглянула на него, чувствуя тяжелые, медленные удары своего сердца.
— Вам действительно кажется, что я хорошенькая? — спросила она и сразу же пожалела, что задала такой вопрос, потому что он мог подумать, будто она напрашивается на комплименты.
— Ну почему вы ничему не верите? Вас должно было убедить ваше зеркало, если, конечно, вы достаточно отчетливо видите свое отражение. — Это замечание могло бы показаться оскорбительным, если бы при этом он заговорщически не подмигнул. — Но я осознал вашу красоту еще до того, как вы превратились в девушку из высшего общества. Мне было приятно думать, что я единственный разглядел вашу красоту под строгими платьями, скромной прической… и очками. Правда, теперь это видит каждый.
Ровена почувствовала, что вот-вот растает, но усилием воли взяла себя в руки.
— Так вы опасаетесь конкуренции, не так ли? — спросила она безразличным тоном, хотя очень бы желала услышать его ответ.
— Это может показаться проявлением трусости, но так оно и есть. Мне невыносима мысль о том, что вы можете завязать с другим мужчиной такие же… дружеские отношения, как со мной.
— Вот как?
Ноуэл кивнул, глядя ей в глаза. Потом она оказалась в его объятиях, причем произошло это так просто и естественно, будто там и было ее место. Когда его губы прикоснулись к ее губам, Ровена поняла, что ждала этого момента весь вечер, с тех пор как он последний раз поцеловал ее в этой самой комнате. Его поцелуи не насыщали, а вызывали настоящий голод: ей хотелось, чтобы он целовал ее еще, еще и еще.
Его руки скользнули вверх и вниз по ее спине, а губы обследовали рот, шею, уши. Ровена отдалась его ласкам, наслаждаясь новыми ощущениями. Она робко провела пальцами по его челюсти, поросшей появившейся задень щетиной. Она и сама не знала, почему прикосновение к этой поросли так ее возбуждало.
Наконец оторвавшись от нее, Ноуэл сказал:
— Видишь ли, предполагалось, что это не должно было случиться.
— Предполагалось, что ты больше не поцелуешь меня?
— Предполагалось, что я не попаду под твое обаяние, — хриплым голосом произнес он. — А получилось, что я очень сильно влюбился в тебя,
