Да, в этом механическом призыве определенно звучали ехидные нотки.
– Придется сказать, – пробормотала Женя, – не пустит ведь. Как думаешь?
Грушин только плечами пожал.
– Аделаида Павловна, – снова наклонилась к микрофону Женя, – плохи дела. Вам нужно немедленно уехать отсюда. У нас есть все основания предполагать, что Иван Охотников жив. Ему известно, где вы находитесь, он может оказаться здесь с минуты на минуту. Если не хотите нас впустить, выйдите сами. Мы увезем вас, спрячем.
Она не стала уточнять, кто непосредственно приложил руку к такой информированности убийцы.
В воздухе пронесся чуть слышный металлический звон, который, как уже успели заметить Женя и Грушин, являлся предвестником нового гласа с небес. Грушин возмущенно воздел кулак.
– Прошу иметь в виду, что при входе задействована электронная система обнаружения оружия, – сообщил их знакомый робот. – Вам необходимо положить оружие в сейф.
После этого сообщения черная дверь проворно въехала в стену, открыв тамбур, освещенный все тем же кварцевым светом.
– Черта лысого, – проворчал Грушин и лихо рванул вперед, через турникет, однако оказался заблокирован на полушаге. Свет противно замигал, а робот с ноткой укоризны заблажил:
– Обнаружено оружие. Прошу положить его в сейф. Обнаружено оружие. Прошу положить его в сейф. Обнаружено…
– На, подавись, только заткнись! – рявкнул Грушин, выхватывая из кармана плаща револьвер. – Где твой поганый сейф?
Рядом с ним в стене появилась узкая ниша, и Грушин сунул револьвер туда. В ту же минуту ниша защелкнулась металлической пластинкой, на которой белели кнопочки с цифрами, и сверху поступило предложение набрать любую четырехзначную комбинацию, «хорошо запомнив ее для последующего изъятия оружия».
– Пра-ати-ивный! – провыл Грушин мстительно, наугад тыча в кнопки.
– Благодарю вас за то, что вы с уважением отнеслись к правилам, принятым на нашей территории! Добро пожаловать! Прошу следующего гостя пройти через турникет.
Женя шагнула вперед и услышала радостную весть, что оружия не обнаружено. Почему-то ее никто не поблагодарил и «добро пожаловать» не сказал – просто отъехала в стену еще одна дверь, и глазам открылась залитая ярким светом обширная зеленая лужайка с ухоженными клумбами.
– Тьфу! – сказал Грушин. Общение с роботом не оставило в его душе никаких чувств, кроме лютой ярости. Он молча ринулся к дому по затейливо выложенной дорожке («Брусчатка на высшем уровне! Фирма «Класс!»), явно готовый к новым сражениям. Однако никто больше не пытался их остановить.
Так же, как и встретить, впрочем. Крыльцо пустовало, и Грушин беспрепятственно вошел в холл.
Женя потащилась следом. У нее было странное ощущение, будто идет она сквозь некий серый коридор. Все вокруг – а там, безусловно, было на что посмотреть и чем полюбоваться! – казалось затянутым плотной паутиной. Она видела сердито ссутулившиеся плечи Грушина, а больше ничего. Где-то впереди блаженной мечтой маячил тот самый заветный уголок, и она хотела сейчас только одного: чтобы Аделаиду не пришлось уговаривать долго.
– Аделаида Павловна! – сердито позвал Грушин. – Вы где?
– Здесь, – послышался спокойный мужской голос.
Грушин дернулся, Женя отпрянула.
Послышался тихий скрип.
Из-за угла выкатилось уже знакомое ей инвалидное кресло, в котором сгорбилась закутанная в плед фигурка.
Коляску толкал высокий седой мужчина, при виде которого Грушин громко, резко выдохнул сквозь зубы, а Женя безотчетным движением прижала руки к груди.
Итак, их опередили.
«Я готов повторить вслед за «Книгою мертвых»: «Я не делал вероломно зла никакому человеку, я не делал мерзостей в жилище истины, я не прилеплялся ко злу, я не творил зла. Я не сделал ничего, что оскорбительно богам. Я был чист, чист, чист!»
Был, вот именно. Теперь-то я нагрузил себе на плечи все семь смертельных грехов, но тогда… раньше… перед смертью!
За что я должен был умереть? Почему у меня не хватило мужества остаться мертвым? И почему я воскрес лишь для того, чтобы стать палачом?»
Женя даже не увидела, а словно бы уловила некое движение Грушина, и в то же мгновение впереди вспыхнуло, громыхнуло, потом раздался тонкий, словно бы заячий крик. Грушин качнулся, зажал плечо рукой.
У Жени потемнело в глазах. Как-то страшно медленно до нее доходило, что вспышка и грохот – это выстрел, а Грушин покачнулся потому, что стреляли – в него.
Кинулась к нему, обхватила. Грушин тяжело клонился к стене. Женя пыталась поддержать, но он оседал, ноги подкашивались. Медленно опустился на пол, завалился. Черный плащ на плече вдруг стал необыкновенно ярким.
Женя взглянула на свои повлажневшие пальцы – кровь!
Грушин с усилием выпрямился и сел, прислонившись к стене. Гримаса боли сошла с лица, зрачки уменьшились. Первый шок проходил, он изо всех сил пытался совладать с болью, даже дернул уголками губ, что означало улыбку.
