– Все, хана твоим вещичкам, – пробормотал Олег прямо в ухо. – Как думаешь, не полиняют?
– Не знаю, – выдохнула она, как можно крепче стискивая веки.
– Может, лучше на всякий случай снять?
– Наверное…
Одной рукой он потянул вверх топик, другой вниз – юбку. Женя покорно вскинула руки, потом переступила ногами.
Мокрое тяжело шлепнулось на пол.
Вода в ванне поднялась почти до колен.
Олег снова прижал ее к себе и прерывисто вздохнул.
– Ты что? – пробормотала Женя ему в грудь, как во сне ощущая его ладони на своих бедрах. Догадка, что трусики сползли вместе с юбкой, имела смысл лишь потому, что сам Олег оставался хоть частично одет. Впрочем, она не чувствовала никакой преграды меж их прильнувшими друг к другу телами. «Он хочет того же, что и я!» – осознала вдруг – и ноги подогнулись.
Олег осторожно опустил ее в воду. Его лицо придвинулось, медленно сомкнулись ресницы. Женя обреченно закинула голову, зажмурилась изо всех сил – и тотчас ее оцепенелая от одиночества плоть наполнилась жаром, горячие губы прильнули к губам, а руки его, казалось, были везде. У нее помутилось в глазах.
«Может быть, мы боимся не столько смерти, сколько кары за свои грехи? Конечно, боимся! Хорошо было бы жить вечно, чтобы это наказание никогда не грянуло. Однако, пожалуй, тогда жизнь напоминала бы вечное заключение. Может быть, это и есть самое страшное: жить вечно и знать, что никогда не умрешь».
Над диваном висела картина. На диване лежала Женя и вот уже несколько минут неотрывно смотрела на эту картину. Собственно, ничего особенного в полотне не было: очень недурно написанная тайга, из которой выламывается на берег реки человек в изодранной одежде, с изможденным лицом. Женя потому пялилась на этот экзотический сюжет, что боялась взглянуть вправо от себя. Там, по идее, должен был лежать Олег, и…
Что-то шевельнулось рядом, тепло придвинулось, обняло:
– Добрый вечер!
У Жени словно бы запищало в душе: по-девчоночьи, по-детски, по-щенячьи восторженно, – и она рванулась на этот голос, в кольцо этих жарких рук, к ласковым губам.
– Почему вечер? – спросила наконец, когда смогла говорить.
– Да потому, что прошли уже ровно сутки с тех пор, как ты прилетела, – сейчас четыре часа, а это, согласись, гораздо ближе к вечеру, чем ко дню.
Сутки?.. Да… хорошо же она их провела! Съездила, называется, в служебную командировку. Если вчера часа два еще были, с натяжкой, этой самой службе отданы, то вся ночь… Этот диван, и кровать в соседней комнате, да и вся мебель имели такой вид, будто здесь три мушкетера отбивались от гвардейцев кардинала. Да… ночью все нашло свое применение! Они с Олегом сошли с ума, просто с ума сошли!
– Еще странно, что соседи не пришли, не устроили скандал. Репутация твоего брата в их глазах безнадежно испорчена.
– Чихать я хотел на его репутацию! – жизнерадостно сказал Олег. – Давай, давай, вставай по- быстрому!
И, сдернув Женю с постели, понес ее в ванную.
Она долго стояла под душем (на сей раз одна). Теплые струйки бежали по телу извилистыми ручейками, сливались причудливыми потоками. И в сердце так же причудливо сливались счастье и печаль. А что еще можно чувствовать после такой безумной, самозабвенной ночи? Как давно Женя не испытывала ничего подобного! Велико искушение признаться, что не испытывала никогда… нет, правда, столько времени минуло, что «давным-давно» стало почти синонимом «никогда». Как говорится, тело заплывчиво, а дело забывчиво.
Олег небось успел тихонько позвонить домой, предупредить жену, что задерживается «на задании» или где-нибудь там еще. «Не волнуйтесь, тетя, дядя на работе, а не с кем-нибудь в кино!» А, ладно! Она постаралась не пропускать в сознание разлагающие, язвящие мысли и вышла из ванной с самым счастливым видом. Прежде всего потому, что была воистину счастлива.
На столе дымились сосиски и сахарно розовели небрежно разломанные огромные помидоры.
– Ешь давай, – проворчал Олег с набитым ртом. – А на ужин еще чего-нибудь купим. Я понимаю, тебе надоело, но уж не взыщи, больше нет ничего.
Да, эти сосиски и помидоры они ели всю ночь, потому что приступы страсти перемежались приступами лютого голода, особенно у Жени. Еще хорошо, что в холодильнике был немалый запас этого добра. Вот именно – был.
– Ну, я готова, – отложила она вилку. – Пошли?
Олег не шелохнулся – глядел на нее.
– С ума сойти, – пробормотал наконец. – У меня еще ночью возникло подозрение, что в эти сосиски что-то подмешано. Или в помидоры впрыснуто. Я вот именно что готов. Если б не панический страх перед Грушиным, который с десяти вечера начнет обрывать телефон, я б тебя сейчас…
Он быстро, жадно поцеловал Женю, постоял минутку, тепло дыша ей в волосы, а она слушала, как колотится его сердце. Или собственная кровь клокотала?
«Пусть хоть так, – тихо молилась Женя, прильнув щекой к его груди. – Пусть будет как будет! Все равно ненадолго. Два-три дня – и все. А потом я уеду, мы больше никогда не увидимся, никто ни о чем не узнает».
