- Да наверху было как-то покойнее... - с подкупающей искренностью признался Харр.
Глаза м'сэйма странно расширились и еще жестче блеснули металлическим отсветом, словно он в один миг вобрал в свою память стоящего перед ним человека со всеми его потрохами.
Харру не раз приводилось видеть в лесной чащобе свечение волчьих глаз, так вот те были как-то живее... Хотя, как говаривал Дяхон (надо же, сразу и все воспоминания вернулись!), все путем: у верховного м'сэйма обережник должен быть хоть наполовину ведьмаком. Или сибиллой.
- Наверху ты был таким, как все, - четко проговорил обережник. - Здесь ты такой, какой ты есть сам по себе.
Он повернулся и неспешно пошел к стоящему у противоположной стены креслу, на ходу расстегивая и роняя на пол пояс, а за ним и балахон - все это осталось лежать под самой лампой. Оказался он в коротких темных штанах и просторном жилете, наброшенном на голое тело. Великолепно сложенное тело, между прочим. Зачем это? Чтобы Харр увидел, что на нем нет никакого оружия? И все-таки он был по-здешнему легковесен, и даже вооруженного добрым ножом Харр одолел бы его голыми руками.
- Сядь, - коротко велел он, опускаясь в кресло как-то боком.
Харр усмехнулся и сел в свое кресло, только на подлокотник.
В смуглом широкоскулом лице м'сэйма было что-то непривычное - а, вот в чем дело: все пустынники, кроме молодых и посему безбородых, здорово пообрастали диким волосом. Этот же был гладко выбрит. Темные волосы его подхватывал какой-то шишковатый обруч. И никаких рабских браслетов или ошейников.
- Мне сказали, что ты и твои соплеменники чтут единого бога, - не спрашивая, а утверждая, проговорил м'сэйм.
Вопроса не было, по Харр все-таки кивнул:
- Да.
- И этот бог - солнце.
- Да.
- Где же лежит твоя земля?
Харр старательно сложил слова в предельно правдивый ответ:
- Я родился там, где солнце стояло прямо над головой.
Вопрошавшего такой ответ удовлетворил.
- И долго ты шел сюда?
- Всю жизнь, - и это снова было правдой.
- Если у тебя уже есть свой бог, то зачем ты пришел к нам?
Харр постарался, чтобы его вздох был как можно незаметнее:
- Я ищу единого бога для другого человека.
- Для женщины?
- Мог бы сам догадаться. Она ведь не может сама прийти сюда.
- Это - твоя возлюбленная?
На сей раз пауза затянулась. После долгих дней какого-то бездумного затмения памяти было легко заглянуть в собственную душу, и все-таки ответ пришлось взвешивать и выверять. Наконец он разжал губы:
- Нет, - и опять-таки это было правдой.
М'сэйм шевельнулся, словно хотел подняться и подойти к Харру поближе:
- Скажи, а почему она не приняла твоего бога?
Тут он почувствовал себя свободнее:
- Да хрен их разберет, этих баб! Им бы такого боженьку, чтобы облапить да почмокать. Навроде птенца лесного.
- Мужчины, как я наблюдал, придерживаются такого же мнения, - как бы про себя отметил обережник. - Скажи, а кроме нее встречал ли ты людей, которые верили бы в приход нового бога, единого и истинного?
- Насчет веры не знаю, а вот желание имеется - поговорить по душам, так у каждого второго. Ей-ей, не вру.
- Я вижу. И что, никогда не врешь?
- Да ты что, блаженненький? Как же без лжи жизнь прожить?
Тут на месте м'сэйма любой другой усмехнулся бы, но тот остался невозмутим. Деревянный он, что ли?
- Но вот что я тебе скажу, - доверительно продолжал Харр, - на самом-то деле никому из них бог не нужен. А желателен: кому - верный кусок хлеба, кому - власть безраздельная, кому - дитятко малое. Дай каждому по мечтаниям его - и на фиг им твой Неявленный!
М'сэйм оперся локтями о колени, ладони сложил лодочкой. Проговорил медленно и глухо, словно читал собственные сокровенные мысли, которые ему самому только-только открылись:
- Бог приходит на землю грешную не тогда, когда он нужен людям. Он на краткий срок являет себя, чтобы бросить в мир семена мудрости, дабы сплотить и возвысить род людской перед лицом той смертной беды, которая обрушится на потомков их лишь через многие годы. И горе человецам, ежели не узнают они бога единого...
- Во-во, - подхватил Харр, - а ну как действительно не признают они твоего Неявленного, когда он Явленным станет?
- Его признаю Я!!!
Ух ты! Даже огонек в лампе затрепетал. Голос был жутким, каким-то нечеловеческим, и в глубине души Харр уже понимал, что эту беседу пора бы кончить подобру-поздорову. Но уж очень было ему любопытно.
- Ясновидец ты, что ли? - не унимался он.
- Нет. К сожалению. Но я знаю пророчества, и по ним следует, что ждать уже остается немного.
- Ну да. Звезда злая, черный этот на белом и под белым... еще что?
- Разве ты не слыхал про кружала окаменные? - вопросом на вопрос отпарировал м'сэйм.
- Не...
- Темны же твои земли родимые... - (Харр хотел было возразить, что со светом-то у него на родине все в порядке, но вовремя промолчал.) - Бог Неявленный уже один раз приходил на землю, но признали его всего несколько человек - то ли восемь, то ли девять. Собрал он их на берегу Бесконечного Озера, на горе отвесной, и дал им в руки по кружалу дивному с окаменьем незастывшим. И начал вещать мудрость свою неизбывную. И чертили они на кружалах своих знаки глубокие, и каждый знак сразу твердел, чтоб на веки вечные нетленным да неуязвимым стать. Три дня продолжалось их бдение под голос божественный, и когда исписали они кружала свои до самой середки, обращая их посолонь, удалился бог, чтоб снова стать Неявленным...
- И кружала те - у тебя? - Харр подался вперед, чуть с кресла не свалился.
- Боговы споспешники, погоревав о краткости явления дивного, - продолжал, точно не слыша вопроса, рассказчик, - решили сравнить написанное. Но, к их безмерному удивлению, оказалось, что все они писали, а значит, и слышали, совершенно разное! Один о сотворении мира, другой о заветах нерушимых, третий о следующем пришествии... И впали они в смуту: каждый утверждал, что только он один прав, только он слышал голос истинный, а другим было ниспослано искушение неправдой. Дошло у них и до побоища, и забили они половину из себя насмерть, поскольку один, Зверилой именуемый, был настоящим великаном и притом лютости неописуемой - он у других кружала отнимал и с горы в озеро скидывал. Тогда осерчали остальные и, соединив усилия, навалились на Зверилу и отобрали его кружало, отправив вслед за остальными. Бог, такое непотребство видя, разгневался и наслал на ту гору молнию, расколол вершину горы, нечестивых споспешников своих в воду опрокинул, кружала, что на дне лежали, осколками камня засыпал...
'Е-мое, - чуть опять не выразился вслух менестрель, - и у этого ума оказалось не больше!'
- Но Зверила, в воде очутившись, - продолжал свое повествование всезнающий обережник, - сразу опамятовался и, кто еще жив был, тех на берег вытащил. Повинились они перед Неявленным и решили записать, что в памяти удержалось. Писали уже на простых листах болотных, что упустили, что переврали -
