– Я думал, ты славно выспалась прошлой ночью. Ведь меня рядом не было, так что никто не мешал.
– Сам того не зная, ты незримо присутствовал. – Батшеба пожала плечами.
– Ты волновалась обо мне! Сколько раз я уже говорил…
– Пожалуйста, не повторяй. – Она резко поднялась и отошла. – Ты безупречен, и все же один аристократический недостаток у тебя есть. Не знаю, чем он объясняется. Может быть, возник оттого, что другие постоянно расчищали тебе путь. А может быть, всему виной стена между тобой и обычными, простыми людьми. Богатство и привилегии способны изолировать даже такого убежденного филантропа, как ты.
– Знаю, – согласился Бенедикт. – Разве не об этом я говорил всего лишь несколько минут назад? Да, я не готов прожить обычную, простую жизнь, а тем более не в состоянии бедствовать и бродяжничать.
– Но ты жестоко пострадаешь от собственного высокомерия! – с болью в голосе воскликнула Батшеба. – Тебе трудно это понять, а я не знаю, как объяснить, что тебя ждет; не знаю, как показать грозящие одиночество и унижение. И все же не хочу, чтобы страдания тебя коснулись. Не хочу, чтобы ты терпел лишения из-за… из-за меня.
– Милая моя девочка. – Ратборн подошел и крепко обнял расстроенную Батшебу.
– Ну вот, видишь, что творится? – пролепетала она дрожащим голосом. – Видишь, ты опустился до того, что жалеешь меня.
– Возможно. Но только совсем чуть-чуть.
– Мы с тобой непозволительно подходим друг другу, – огорченно заметила она. – Невероятно, но факт. И до добра он не доведет.
– Согласен, – подтвердил Бенедикт. – Общение с тобой приносит мне не меньше удовольствия, чем… созерцание лица и фигуры. Неожиданный поворот событий, это уж точно.
Она положила руку ему на грудь.
– Я не настолько благородна, чтобы противостоять обаянию – особенно когда ты рядом, совсем близко. А противостоять следовало уже несколько недель назад, и я прекрасно это знала. Знала, что грядут неприятности. Но теперь уже поздно переживать. – Она подняла голову и взглянула ему в лицо блестящими от слез синими глазами. – Это я сказала себе прошлой ночью. Теперь имеет значение лишь то обстоятельство, что нас обнаружили. Все дороги к отступлению отрезаны. Скандал неизбежен. И все же я придумала способ сократить потери.
– Я и так знаю, что ты сейчас скажешь. Не трудись. Об этом не может быть и речи.
Батшеба отстранилась.
– Как только мы разыщем детей, я возьму Оливию и исчезну.
– Нет, этого ты не сделаешь.
– Постарайся рассуждать логично, Ратборн. Чем быстрее я скроюсь с глаз долой, тем быстрее ты меня забудешь.
– Не забуду, – упрямо произнес Бенедикт.
– Совсем не хочешь думать. Послушай внимательно.
– Хорошо, слушаю внимательно.
– Поскольку наши имена зазвучат рядом, то большинство людей решат, что между нами завязался роман. Но если я уеду, роман окажется всего лишь мимолетной связью: для тебя – ни к чему не обязывающим похождением, а для меня – типичным аморальным поступком, совсем в духе Делюси. Конечно, неминуемо поднимется волна сплетен, но уже следующий скандал быстро ее сгладит.
Батшеба рассуждала чересчур логично.
– В жизни не слышал ничего глупее, – произнес Бенедикт вслух.
– Ничего глупого, – обиделась Батшеба. – Напротив, вполне разумно.
– Но мы же… были близки, сумасшедшее создание. Причем несколько раз. Неужели тебе до сих пор не известно, что физическая любовь и рождение детей в некотором роде связаны между собой? И ты предполагаешь уехать в неизвестном направлении, когда, вполне вероятно, уже носишь ребенка? Моего ребенка?
– Вот уж вряд ли! – Батшеба решительно отвергла смелое предположение. – Подумайте, милорд. Вы же признанный детектив. Я состояла в счастливом браке целых двенадцать лет, и все же у меня только один ребенок. Как по-вашему, это о чем-нибудь говорит?
– Абсолютно ни о чем, – пожал плечами Ратборн. – Ведь я не Джек Уингейт.
Батшеба коротко рассмеялась и вернулась к окну. Дождь продолжал выбивать свою бесконечную заунывную дробь.
– Джек здесь совершенно ни при чем. Несколько раз я оказывалась в положении, но так ни разу и не выносила до конца.
– О, – неопределенно произнес Бенедикт.
Следовало бы испытать чувство облегчения, во всяком случае, за ее судьбу. Рождение детей было делом нелегким и опасным, даже для богатых и привилегированных женщин. Всего лишь четыре года назад в родах умерла принцесса Шарлотта, наследница королевского престола.
Трудность, однако, заключалась в том, что лорд Безупречность до сих пор так и не научился врать самому себе. А потому понимал, что слишком эгоистичен, чтобы испытывать облегчение. Понимал, что глубоко разочарован. И еще обеспокоен, потому что арсенал убедительных доводов стремительно истощался.
