Тетушка оказалась преинтересным экземпляром. Достаточно молодая и очень красивая, она была вхожа в самые высшие круги и даже в Легионе у нее был брат (то, что раньше было позором для семьи, теперь стало неслыханной удачей). Тетя знала весь бомонд столицы и ее тоже знали все. Дядя отсутствовал в принципе, и это, похоже, тетю совершенно не огорчало, даже наоборот. Как я поняла, занять место моего двоюродного дяди стремились очень многие, тратя на это силы, время и деньги. Словом, на жизнь она не жаловалась.
И при всем при том, импозантная тетушка, не моргнув глазом, поддерживала заговорщиков, практически мятежников. Не то на всякий случай, не то из любопытства. Если на всякий случай — в ней говорила кровь Сильных, если из любопытства — кровь Умных.
Она, предупрежденная слугой с подсвечником, ненадолго зашла в комнату, посмотрела на меня, потрепала по щеке и сказала:
— Чувствуй здесь себя как дома, деточка. Надеюсь, вы хорошо повеселитесь во время этих праздников, ты, твоя сестра и друзья твоей сестры. Они, во всяком случае, уже чувствуют себя как дома. Устраивайся.
После чего тактично оставила нас одних.
— Мы не сразу тебя нашли, — объяснила сестра. — С этими номерами хитро придумано. Они их присваивают вам здесь, в столице, и распихивают по заведениям уже пронумерованными. Узнать, кто есть кто на самом деле, — очень сложно, эти данные хранятся в засекреченном архиве Службы Образования и Воспитания.
Она была такая крутая и деловитая, что я постеснялась спросить про родителей. Еще высмеет, что до сих пор маленькая.
Вместо этого я ехидно (знай наших!) спросила:
— А где приличествующая каждой девице юбка скромного фасона из добротной, практичной материи?
— Это же столица, темень! — постучала пальцем по голове сестрица. — После победы славного Легиона 'Отрубленный Хвост' юбки и чепчики носят только кухарки. Завтра в город выйдем, сама увидишь. Познакомься пока с нашими. Это — Нож. Обожает рассуждать логически.
Невысокий, темноволосый и сероглазый парень, с которым она спорила, дружелюбно улыбнулся и протянул мне руку. Я протянула свою:
— Двадцать Вторая.
И остолбенела: сестру словно кто-то хлыстом хлестнул, так она вздрогнула и скривилась. Она глядела на меня с такой болью, словно я в одночасье стала калекой.
Глупый мой язык, проклятая Пряжка! Я, Умная из народа Умных, назвала не имя, что дали мне родители, а номер, полученный от Сильных! Что они со мной сделали?!
— Пушистая, сестричка, — сглотнув, тихо сказала сестра. — Ты — Пушистая!
Ну вот, несмотря на ее старания, прежнее имя я все равно потеряла.
Потому что с той минуты все, находящиеся в комнате, вместо просто Пушистая, стали звать меня Пушистая Сестричка.
Первым делом мне отвели место на свободном тюфяке за шкафом. Обстановка тут была такая же походная, как и в нашей повозке.
Узнав о победе Легиона, Боевое Сопротивление Умных из разных городов подтянулось сюда, в столицу, надеясь на месте определить, каким образом можно вклиниться в ситуацию, когда старой власти уже нет, а новая еще не устоялась.
В доме тетушки квартировала верхушка молодого Сопротивления — представители отрядов, как я поняла, это было что-то вроде съезда с определением дальнейшей стратегии борьбы.
И теперь они ругались, похоже, не первый день. Если у них у всех характер такой, как у моей сестрицы, то это ничуть не удивительно.
Я с удовольствием бы послушала спор, я так давно не слышала наших, но спать хотелось страшно.
Сестра отвела меня в закуток, отделенный от остальной комнаты громоздким старинным шкафом, — это было женское отделение лагеря Боевого Сопротивления.
Я стянула форму номер четыре, заползла в ночную рубашку, свернулась калачиком на тюфяке и накрылась одеялом. Нигде не дует, ничего не скрипит и перегаром никто не дышит. Красота! И под яростный диалог, бушевавший за шкафом, сладко заснула, как под самую нежную колыбельную.
Я почти дома, среди своих… Среди своих!!! С ума сойти!
Глава седьмая
УТРОМ
Утром мы первым делом вместе с тетушкой отправились на ипподром.
Там на скачках каждую неделю новая власть позволяла лицезреть себя народу. У тети, как у всякой уважающей себя светской дамы, был на ипподром постоянный абонемент.
Наши сборы были долгими.
Сначала моя форма номер четыре отправилась жить в недра громадного шкафа, за которым мы спали.
Под руководством сестры я с наслаждением скинула юбку и облачилась в мужской костюм — близнец ее наряда. Странное чувство охватило меня — чувство свободы. Юбка не сковывала движений, не путалась в ногах, конечно, так можно покорять врагов, а попробовали бы Обрубленные Хвосты в пелеринках и муфточках города штурмовать! Где была их слава?
Тетушка с завистью на нас поглядывала, но пока копировать форму Легиона было уделом молодых. Она же еще пару месяцев должна была подождать, чтобы новая мода прижилась и дамы могли экстравагантные наряды молодежи переделать в элегантные.
— Девочки, — величественно сказала тетя, когда мы спустились вниз. — На время вашего пребывания здесь я даю вам право распоряжаться вот этим экипажем. Нам не подобает ходить пешком.
— Спасибо, тетя, — не менее величественно поблагодарила ее сестра. — Только не утруждайте своего кучера заботой о нас. Я найду желающих посидеть на облучке.
Тетушка шутливо погрозила ей пальцем, мы загрузились в экипаж и поехали.
Громада ипподрома высилась в центре города неподалеку от храма Священного Хвоста. (Кстати, в том, что скоро главным жрецом храма Священного Хвоста должен был стать кто-то из Обрубленных Хвостов, была своя пикантность.)
Рядом они производили странное впечатление: тяжелый приземистый монолит храма и рассеченный рядами колонн, обманчиво ажурный ипподром. Они негласно соперничали, официально находясь в идиллическом согласии.
Мы вошли в ипподром через западный вход.
Там уже было не протолкнуться от народа, хотя западные трибуны искони были сборищем нобилитета в противовес восточным, отданным черни, и всегда на западных царил порядок и простор, а на восточных — давка, гомон и кучи мусора.
Теперь же волшебным образом восточные трибуны были относительно малолюдны, зато на западных яблоку негде упасть — все старались хоть ухом, хоть лысиной, но попасться на глаза новым властителям.
По запруженной народом трибуне мы пробирались к своим местам, привлекая к себе всеобщее внимание. Я думаю, не мы с тетушкой были тому виной в первую очередь. 'Конский хвост' сестры победно реял на трибуне.
Попутно наглядно выяснилось, что сведения о туалете приличной дамы, которые наш класс не так давно занес в тетрадки, безнадежно устарели.
