— Тогда ухо откушу и все дела! — пообещала я, в качестве доказательства лягнув его хорошенько.
Странное дело, но это помогло.
— Уже сплю, — вдруг смиренно пообещал охранник и, облапив меня, как медведь колоду, безмятежно захрапел.
Я тоже заснула — ночь как-никак, — утешая себя тем, что хоть бок перестал мерзнуть. А примерно через час центровой попытался переползти к другой кучке девиц и был безжалостно водворен на место.
Ночью мне снилась наша Ракушка, гавань и корабли в ней. Наверное, потому что свистел на улице ветер и что-то скрипело в повозке.
Это был первый день и первая ночь из двух недель дороги.
Глава пятая
УТРОМ БЫЛА БУРЯ
Утром была буря. Нет, не погодная, преподавательская.
Не то чтобы Магистров заботило состояние нашей нравственности и морального облика, просто они сообразили, что если пустить дело на самотек, то охранять их будет некому: вся охрана без остатка переместится в повозки с воспитанницами.
Больше всех в этой истории пострадали наши надзидамы: их заставили ехать и ночевать вместе с нами.
С нас взятки были гладки — Устав пансионата в спешке забыли и как осуществить наказание никто не знал.
Пришлось Серому Ректору сказать проникновенную речь про устои, традиции и раздельное воспитание полов, на котором зиждутся принципы нашего учебного заведения.
Мы его вежливо выслушали.
Охрана скалила зубы: она Магистрам вообще не подчинялась, взыскивать к совести десятника оказалось делом дохлым, раз он сам в числе первых проник в теплый девичий рай.
Да и вообще он, как оказалось, отправлялся к новому месту службы, видал он теперь нашу Пряжку на погребальном ложе в нестоптанных сандалиях.
А орать и бесноваться в праведном гневе на полную мощь Серый Ректор побоялся — и Пряжка уже далеко, и Хвост Коровы еще далеко. А степь только с виду такая ровная — когда бредешь по ней пешком, это одни выбоины и сусличьи норки.
Пришлось ограничиться ему кислой фразой:
— Господа, у каждого из нас свой долг, давайте будем его исполнять.
На этом и порешили, и двинулись в путь.
Второй день прошел так же, как и первый, разве что атмосфера в повозке стала повеселее: события ночи и утра ее славно подогрели.
Трагически вздыхала только надзидама, которую выдернули из более теплого воспитательского экипажа.
Что сказать про остальные дни пути?
Они были похожи и однообразны, как те пучки травы, что давили наши колеса.
Нравственность была надежно защищена присутствием надзидамы, но теплее от этого на ночлегах не стало. Девчонки скучали по ночным гостям.
Только одна часть пути, заключительная, пролегала по более или менее обжитой земле.
Надзидама, движимая служебным рвением, решила совместить два дела и принялась декламировать нам длиннющую повесть о знаменитых местах, которые мы проезжали, и славных героях, кои здесь проживали.
Спасибо ей, хоть не лекцию об экономном ведении хозяйства.
Оказалось, куда ни плюнь, в любой точке окружающего нас пространства в определенный временной промежуток стояли шатры какого-нибудь славного деятеля, который грабил соседей и воровал у них скот удачливее, чем соседи у него, и тем заслужил память в веках и благоговение потомков.
— И когда вождь Сломанная Подкова на третий день свадьбы обнаружил, что сундуки с приданым полны лишь наполовину, он встал с брачного ложа, крикнул клич своим воинам, поцеловал свою любимую Гроздь Винограда и отправился походом на родственников молодой жены. 'Привези мне их головы!' — кричала вслед его войску нежная новобрачная, пока был виден белый хвост скакуна могучего супруга, — бубнила в упоении надзидама, покачиваясь в такт повозке.
Как и следовало ожидать, в итоге храбрый Сломанная Подкова вернулся с победой домой и привез добычу в полсотни раз превышающую размеры обещанного приданого. Молодая жена была довольна. Ура.
Речь надзидамы все текла и текла. Мне бы такую память! Из нее выяснилось, что в один далеко для нас, Умных, не прекрасный миг независимые кланы спаялись в довольно монолитную систему, жесткую и воинственную. И направили энергию уже не вовнутрь себя, а вовне. Может, это угроза со стороны Смелых их так спаяла? Жаль.
Но Смелых уже нет, и Умных, похоже, тоже скоро не будет… Сила всех подомнет. И не вернуться мне в Ракушку…
Я сидела в углу повозки, слушала надзидаму и беззвучно ревела.
Глава шестая
НА ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ
На пятнадцатый день степь кончилась рекой. Называлась она Плеть. Плеть пересекала Чрево Мира и, распадаясь на рукава, впадала в море.
За Плетью, вплоть до южного моря, земли были не в пример плодороднее тех, что мы проехали. А с нашей стороны только узкая полоса вдоль реки была пригодной для нормальной жизни.
В излучине реки, закрытая со всех сторон холмами, пряталась Пуповина — царство мертвых героев Смелых.
Надо сказать, ее курганы архитектурными изысками не поражали. В них, чувствовалось, была вложена масса трудолюбия, но минимум воображения.
Вот тут-то надзидама и разлилась соловьем.
Сами холмы, окружавшие Пуповину, были курганами неведомых владык, память о которых стерлась начисто. Про них никто ничего не знал, время превратило их в ничто. Между этими холмами залегла Долина Ушедших, похожая на пузатую бутылку с узким горлышком.
Ряд курганов справа в Долине Ушедших принадлежал династии Сломанной Подковы, который, ограбив родственников жены, сумел с умом распорядиться собранным добром.
Слева шли курганы династии Тихого Грома, основатель которой вырезал под корень всех потомков Сломанной Подковы, которые жадность предка унаследовали, а вот хитрость и осторожность — нет.
Потомков самого же Тихого Грома присоединил к предкам в курганах Молниеносный, при котором государство уже стало больше похожим на империю, чем на союз родов.
Движимый вполне понятной гордыней, он решил залечь по центру долины и не в пошлом кургане, а в целом надгробном комплексе. Подземную гробницу венчал огромный, похожий на громадную огородную грядку холм, облицованный полированными плитами, с крохотной дверью посередине фасада.
Грядкообразную насыпь окружала выложенная плитами площадь, площадь защищала высокая и
