- Вы ликвидируете свои дела!? - с ужасом воскликнул Лефевр.
- Да. В Англии я сжег за собой все корабли и попрощался со своими друзьями, даже с Юнгхэзбэндом, самым ловким из мошенников, который ухитряется в течение уже 15 лет слыть одним из самых почтенных адвокатов Линкольн-Инна. К нему являются все новые клиенты - настоящие клиенты, честные люди. В этом ему так же везет, как и вам.
- Что касается меня, - ответил мой коллега, - мне никогда не приходилось так тяжело, как вам. Я никогда не подвергался таким опасностям. Я ни разу в жизни не украл ни гроша и никогда не поднимал руки на ближнего своего.
Я тихонько рассмеялся. Лицемерие встречается везде. Это доходная добродетель.
- Эти деньги были заработаны честным трудом. Мое имя и общественное положение дали возможность совершить вещи, которые иначе были бы невыполнимы, как, например, наше последнее предприятие. Могли бы вы без моей помощи вывезти контрабандой из страны на четверть миллиона фунтов драгоценностей?
- Конечно нет, - подтвердил я, - в этих делах вы просто гений.
- Это пустяк; поговорим-ка лучше о вас, мой друг. Вы во цвете лет, как говорится, возбуждение вам так же необходимо, как французу любовница и англичанину гольф. Вы недавно безукоризненно организовали одно из самых утонченных нападений. Нам осталось чистоганом 150.000 фунтов, и все следы заметены. Это, действительно, была гениальная проделка. Чем же вы теперь заполните свою жизнь?
Я пожал плечами, так как сам уже не раз задавал себе этот вопрос.
- На свете немало развлечений.
- Возможно, но как вы будете существовать - полиция не так скоро забудет вас.
- Вам придется подтвердить мое полнейшее исчезновение, - заявил я. Сегодня мы поделили нашу добычу, составляющую около 2.000.000 франков. Полмиллиона находится в этом конверте. Я уплачу их вам за услугу, которую попрошу вас мне оказать.
Его глаза жадно сверкнули.
- Это сложное дело?
- Напротив. Оно не причинит вам никаких хлопот. Насколько мне известно, вы состоите в отличных отношениях с одним французским госпиталем.
- До известной степени, - осторожно сказал он.
- Ваша задача очень проста. В чемодане, который я вчера забыл в вашем бюро, находятся одежда, драгоценности, документы, казалось бы, незначительные мелочи. Любой человек моего роста и сложения, который умрет в ближайшие дни в госпитале, будет одет в эту одежду, и при нем найдут все упомянутые мной вещи, которые с достаточной ясностью удостоверят мою личность. Администрация госпиталя сообщит о моей смерти английской и американской полиции. Вы тоже позаботитесь о том, чтобы весть о смерти этого известного преступника широко распространилась.
- Это нетрудно будет устроить. А потом?
- На свете нет человека, к которому я мог бы отнестись с доверием. Согласитесь, что я безбоязненно могу оставаться некоторое время в Париже, не боясь, что мое местопребывание будет открыто.
- Несомненно. На бульваре и здесь я прошел мимо вас, совершенно не узнав вас. Я не узнал вас даже, когда вы заговорили со мной. Я принял вас за пожилого француза знатного происхождения, который отошел от дел. Вы выглядите, как элегантный бездельник, и никто не заподозрил бы в вас англичанина. Должен признаться, Микель, ни один из современных артистов не может сравниться с вами в изображении отдельных характеров.
- Через неделю я оставлю Париж. Думаю, что вы никогда больше не увидите меня и ничего не услышите обо мне. Возможно, что в конце концов я все-таки вернусь к своей излюбленной профессии, следуя внутреннему влечению. Я не связываю себя обетами.
- Я хотел бы знать, где вы намерены поселиться, - сказал Лефевр.
- К сожалению, не могу сообщить вам этого. Возьмем авто и поедем на Отэй полюбоваться прекрасными женщинами.
Через две недели я прочел во всех газетах сообщение о своей смерти. 'Нью-Йорк Герольд' посвятил мне целый столбец. 'Дэйли Мэйл' последовал его примеру. 'Таймс' отвел мне всего дюжину отпечатанных петитом строчек. Ужасная несправедливость, принимая во внимание то огромное количество печатного материала, которое я даром доставлял ей в течение многих лет. 'Дэйли Телеграф' выражал мнение, что со стороны Скотланд-Ярда было грубой ошибкой позволить мне уйти из этого мира не наказанным и по собственной воле. 'Морнинг Пост' полагало, что общество вздохнет, наконец, с облегчением, так как освободилось от величайшего преступника современности. И только в одной французской газете я прочел заметку, от которой вскипела моя кровь. Я находился в состоянии безумия, граничащего со слабостью, о которой предпочитаю не говорить. Из Англии какая-то женщина дала распоряжение одному из цветочных магазинов Парижа прислать в госпиталь ко дню моих похорон венок. Магазин исполнил поручение. На венке лежала маленькая карточка с надписью 'Беатриче'.
Что же!? Я сам желал этого!
***
Случай привел нас в Сэнт-Жан, случай и желание Нормана покинуть слишком модный гольф-плац. В день нашего приезда мы сидели на веранде гольф-клуба и молча смотрели на силуэты холмов и царственные снежные вершины тянувшихся вдали гор. Стояла глубокая тишина. Казалось, воздух был неподвижен. Листья деревьев не шевелились. Кипарисы перед маленькими красными хижинами вздымались черней обычного. Тополя вдоль дороги, идущей к виллам, расположенным на южной стороне долины, походили на часовых. Меня охватило чувство глубокого покоя. Норман сказал несколько слов о красоте окружавшей нас природы. Но скоро ему стало скучно, он посмотрел на свои палки для гольфа и предложил секретарю, который только что вошел и поздоровался с нами, сыграть партию.
- Вы должны извинить меня. Я только что проиграл две партии, - с сожалением отказался он. - Но на плацу 7 играет в одиночку господин по имени Бенисад. Он француз, но играет чертовски хорошо! Не сыграете ли вы с ним партии?
- С кем угодно, - ответил Норман, охваченный желанием играть.
Секретарь подошел к мужчине, игравшему на последнем поле, высокому, стройному человеку с серебряными волосами и гладко выбритым, обветренным лицом. На нем был английский костюм для гольфа, ему прислуживал его собственный слуга. По-видимому, он согласился на предложение секретаря, так как оба тотчас же направились к нам. После того, как секретарь представил нас друг другу, мы направились к первой позиции. Когда пришла очередь мосье Бенисада, он сначала с любопытством посмотрел на нас, потом отдал слуге свою шапку, взмахнул палкой и ударил. Я вскрикнула. Я узнала его по манере ударять шар. Норман также казался смущенным. Он словно окаменел от удивления. Мы оба узнали его в одну и ту же минуту. Микель стоял неподвижно и смотрел вслед своему шару. Мы растерянно посмотрели друг на друга. Секретарь исчез в дверях клуба, прислуживающие отошли вдаль за шарами, мы были одни.
- Странное совпадение, - сказал Микель с улыбкой, в которой не было ни следа прежнего цинизма, - наше знакомство началось, если помните, партией в гольф в Вокинге.
- Мы думали, что ты умер, - прошептала я.
Он вздохнул.
- Я очень старался не разочаровать вас. Просто несчастье столкнуться с единственными двумя людьми, которые могут тебя узнать. Но я провел четыре очень приятных года.
- Неужели прошло уже столько времени! - спросила я. Норман все еще, казалось, не в состоянии был произнести ни слова.
- Четыре года и четыре месяца. Это много для человека, которого считают давно умершим. Я живу в очаровательной небольшой вилле - вон она виднеется за деревьями. При ней чудесный сад - мои гвоздики и фиалки пользуются известностью - и я взращиваю почти все излюбленные в Англии цветы. Иногда я играю в гольф, а если меня одолевает жажда путешествовать, я отправляюсь в горы, в Пиринеи. Мой слуга Антуан баск и отличный горный проводник. И я теперь могу уже следовать за ним повсюду.
- Что же будет теперь? - пробормотал Норман.
- Решение этого я предоставляю вам, - ответил Микель. Мы медленно подошли к обоим шарам. Я прижалась к своему мужу и заглянула ему в лицо. Видно было, что он борется с собой. В продолжение
