– Еще вчера вы сами опасались кровотечения, а сегодня вертите его для ваших проекций, – корректно улыбаясь, но грубым голосом сказал Уорд. – Это небезопасно, док.
– Мы поговорим попозже, с вашего разрешения, – ответил Устименко. Это «с вашего разрешения» должно было означать язык дипломата.
Из рентгеновского кабинета Невилла привезли в операционную. Лицо летчика было мокрым от пота, но он все еще пытался шутить.
– Вы здорово взяли меня в оборот, – сказал он, облизывая губы. – Стоило мне посулить вам деньги, как лечение пошло по-настоящему. Американцы-то правы!
– Да, – подтвердил Устименко, – деньги делают все. Я слышал, что за них можно даже купить себе титул. Вот я и стану маркизом, например…
Невилл вздрогнул. Игла вошла сразу, Володя медленно потянул к себе поршень.
– Вы меня оперируете, док?
– Нисколько! У вас в плевре скопилась кровь – я ее убираю.
– Это будет дорого стоить?
– По-божески возьмем! – сказал Володя. – Люди свои, союзники! А можем, как и вы, в кредит!
Потом Устименко занялся перевязкой, это тоже было достаточно мучительно для Невилла, но он держался, хоть слезы и вскипали в его нарочно широко раскрытых глазах.
И только в палате он пожаловался:
– Здорово вы меня намучили сегодня, док!
– Я не мог иначе, – сказал Володя. – Я должен был во всем разобраться.
– И разобрались?
– Я теперь подумаю.
– А я выпью. Хотите виски, док? У меня тут отличное, шотландское…
Виски Устименко пить не стал. Ему предстоял еще разговор с Уордом. Разговор, судя по вчерашнему началу, безнадежный, но Володя не мог его не продолжить, не имел на это права.
– Сигару, чашку кофе? – спросил Уорд, когда Устименко вошел к нему в кабинетик.
Еще мокрые рентгеновские снимки висели перед экраном – Володя догадался, что сюда их принес Субботин.
– Это Невилл, – с приличным случаю вздохом произнес Уорд и протянул Устименке большую чашку черного кофе. – По-моему, ничего хорошего!
Устименко разглядывал снимки по очереди – все три: да, ничего хорошего!
– Неприятные снимки, – произнес Уорд, но по выражению его голоса можно было предположить совершенно обратное: именно такие снимки его устраивали – они укладывались в его концепцию. – Разумеется, жалко мальчика. Чрезвычайно богатые люди. Было пятеро сыновей – Лайонел последний. Единственный наследник крупного состояния…
Вдруг Володя различил глаза Уорда под очками: в глазах застыло мечтательное выражение.
– Богатые люди, – лаская голосом это такое недостижимое для него богатство, сказал Уорд. – И мать, которая совсем ничего не ценит и не понимает, бедняжка почти помешалась от горя. К ленчу накрывают пять приборов – как будто все они живы и все сидят с ней за столом. Отец покойный бригадный генерал – давно забыт, а мертвые мальчики с ней всегда. Понимаете, войну эти ребята восприняли как большой спорт, как олимпиаду или еще что-то в этом роде. Немного бренди, док?
Бренди Володя не хотел.
За окном все сыпался и сыпался мелкий, унылый весенний дождь, колотил в фанеру, заменяющую стекла. Поэтому и тихо так, что все затянуло дождем и туманом, иначе бы немцы показали себя. Весенний дождь, летний, осенний! Здесь всегда дожди…
– Ладно, – после паузы сказал Устименко. – Перейдем к делу. Я думаю, что Невилла все-таки нужно оперировать!
– Ни в коем случае! – воскликнул Уорд.
– Сначала вы все-таки меня послушайте!
– Я не располагаю полномочиями! – веско сказал Уорд. – Я не могу решать эти вопросы.
– Но если я приглашен к больному, то вы обязаны знать мою точку зрения, – неприязненно и жестко сказал Устименко. – Понимаете?
Уорд сделал смиренное лицо. Смиренное и все-таки немножко независимое. Он заранее возражал, – не имея решительно никакого взгляда на вещи, он, на всякий случай, возражал. И всем своим видом он утверждал независимость своего образа мыслей и своей отсутствующей точки зрения.
– Пуля у самого корня легкого, – держа рентгеновский снимок так, чтобы расположение крупнокалиберной пули было видно и Уорду, медленно и старательно заговорил Володя. – Вы видите? Детям известно, что чем ближе инородное тело лежит к корню легкого, тем опаснее и сложнее операция. Но опять-таки местоположение пули в данном случае колоссально увеличивает опасность вторичного кровотечения. Вы согласны?
На всякий случай Уорд издал губами звук, в равной мере и отрицающий и утверждающий.
– Вторичные кровотечения безусловно опасны, – сказал Володя. – Так? Они могут, и не только могут привести, но, вероятнее всего, приведут к катастрофе. Операция же хоть и опасна, и трудна, и сложна, но
