- Нет.
- Вот видите. У вас уже подает голос рассудок.
Наталья умышленно не говорила главного. Но он же неглупый человек, должен это понять. И он понял.
- Скажи просто, что ты меня не любишь, - помог Наталье Корзун.
- Я не хотела вас обижать.
- Что тебе милее другой.
Наталья промолчала. Зачем ей говорить о том, кто милее. Она еще сама толком не разобралась в своих чувствах. Иван Валерьянович когда-то ее спас. Он добр. Но ведь любят не за одну доброту.
Умом Корзун сознавал, что обвинять Наталью он не вправе, но где-то в глубине души снова начинала закипать обида. Не помня себя, он выпалил:
- Ох, Наталья, чует мое сердце: худо нам будет - и мне, и тебе.
Резко повернулся и, не простившись, пошел к машине. В пути обида росла все больше и скоро захлестнула так, что не заметил, как резко нажал на тормозную педаль. Колеса взвизгнули, и машину развернуло поперек дороги. Нет, в таком состоянии ехать нельзя. Что же делать? Дома он будет ходить по комнате, прикуривать одну от другой сигареты, звонить в хирургическое отделение: не спят ли дежурные сестра и санитарка? Надо хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. Не уснет до самого утра. Что же делать? Может, к Инне? Она примет, забудет обиды последних месяцев. Да какие там обиды? Ничего ведь у них не было с Натальей. Не было ни одной встречи, чтобы, как бывало с Инной, посидели в обнимку, прижавшись друг к другу. Одни унижения. Чересчур горда. Можно ли простить такое? Кто-нибудь другой пусть прощает, только не он. Корзун развернул машину. Конечно, на следующий день будет немало разговоров: Инна живет на больничном подворье. Дойдут слухи и до Натальи, а это именно то, что нужно. Надо же ей показать, что не только свету, что в окне.
Вот и Поречье. В окнах уже горит свет. Из сельского Дома культуры выходят люди. Наверное, закончился вечерний сеанс. Притормозил, чтобы пропустить парочку, перебегавшую улицу. Пучки света от фар выхватили выбеленные перила моста. За ним потянулся такой же белый забор, которым был огорожен больничный сад...
Инна Кузьминична была немало удивлена, когда открыв на стук двери, увидела Корзуна.
- Иван! Каким ветром?
- Давай договоримся: ни о чем друг друга не спрашивать. Идет?
- Идет, идет. Только очень уж любопытно. С одного, значит, свидания на другое. Не приветили? Отказали от дома? Какие все-таки неблагодарные люди, иронизировала Инна Кузьминична.
- Хватит тебе. Ответь прямо: принимаешь или не принимаешь?
- Да разве ж я такая, как другие? Не злопамятна. Проходи, пожалуйста.
- У тебя кто-то есть? - заметив мелькнувшую в комнате тень, спросил пониженным голосом Корзун.
- Это моя соседка, медсестра. Помогает мне полы мыть.
- А если она увидит меня, это ничего?
- У нас без церемоний, все по-простому.
- Добрый вечер, - поздоровался Иван Валерьянович, проходя в комнату.
- Здрасте, - жеманно ответила Екатерина Мирославовна (это, конечно, была она) и, пряча улыбку в уголках рта, понимающе посмотрела на Корзуна. Потом, будто вспомнив вдруг о чем-то, всплеснула руками. - Ой, там у меня, наверное, все выкипело. Побежала я, Инна Кузьминична.
Корзун подошел к камышовому островку, пропустил между пальцами концы метелочек:
- Не выбросила этот хлам?
- Это вы, мужчины, смотрите на это, как на хлам. Потешились - и на свалку. У нас, женщин, все иначе. Разве не так?
- Знаю, что у вас все иначе.
Инна Кузьминична уловила в этих словах какое-то ожесточение. Оно, конечно же, связано с Натальей. Что-то у них произошло. Размолвка? Нет, после простых размолвок не уходят к другим женщинам. У Инны Кузьминичны зарождалось в душе ликующее чувство. Скорее всего, это у них серьезно. Может быть, Иван никогда больше не ступит на порог Титовых. Если это так, как же она отблагодарит его! Эта гордячка почувствует, узнает, что такое месть. Иван тоже не из тех, кто легко прощает обиды. А вместе они поставят эту особу на место. Только не сразу. Чтобы не бросилось в глаза. Иван скоро займет место Ребеко, и тогда у них появится не призрачная, а реальная сила.
- Ее надо как следует проучить, - пустила пробный шар Инна Кузьминична.
- Кого? - не понял Корзун.
- Ну, кого. А то не знаешь?
- Мы договорились: этой темы не касаться. Да и что ты понимаешь в этих делах?
Инна Кузьминична скорее почувствовала, чем поняла, что не стоит продолжать начатый разговор. Иван приехал к ней не затем, чтобы бередить свои раны. Он ищет, где бы хоть немного забыться, не думать о том, что его гложет.
- Ты небось еще и не ужинал? - с ходу вошла она в роль гостеприимной хозяйки.
- Честно сказать, нет.
- Я мигом. Напою тебя, накормлю и спать уложу. Ты же не собираешься домой на ночь глядя?
- Если не выгонишь, останусь.
- Вот и ладненько.
Инна Кузьминична принялась хлопотать на кухне. Достала банку маринованных помидоров, нарезала тонкими ломтиками ветчины, зажарила на сковородке яичницу. Все это она умело расставила на низеньком столике перед диваном, на котором сидел Корзун. Под конец разыскала графинчик вишневой наливки и водрузила его в центре столика.
- Не для того, чтобы напоить, а снять груз с души, - на церковный лад пояснила Инна Кузьминична. - Это сейчас лучше всякой успокоительной микстуры. Валерьянку ты же не будешь пить?
- Нет.
- Ну вот. Давай налью тебе, и пусть все забудется.
'Какая она все-таки заботливая Инна, - думал Корзун, потягивая сладкую настойку. - И привлекательная. А уж фигура и вообще выше всяких похвал'. Опорожнил рюмку, спросил:
- Выпьешь и ты?
- Нет. Ты что, забыл: я же не пью.
- Ну как знаешь. Я еще одну, и точка.
С аппетитом съел ветчину, яичницу. К этому времени поспел и кофе. Маленькая чашечка с небольшой щепоткой сахара. Иван Валерьянович не спеша, в несколько глотков, выпил ароматный напиток, откинулся на спинку дивана и, дымя сигаретой, сказал:
- Все, Инна. Искал журавля в небе. А на кой черт? Дурак я. Круглый дурак.
Инна Кузьминична убрала посуду со стола, отнесла ее на кухню, перемыла и расставила в сушильном шкафу. Прошла в спальню, приготовила постель и, вернувшись в комнату, где был Иван, спросила:
- Ну, теперь отдыхать? Намаялся небось.
- Душ у тебя работает?
- Работает.
- Я ненадолго. - Иван Валерьянович снял в спальне пиджак, повесил его на спинку стула, рубашку и брюки - поверх пиджака. В ванной разделся и, ступив под душ, открыл кран с теплой водой. Тщательно вымылся. Под конец обдал себя холодной водой, растер кожу махровым полотенцем и, свежий, вернулся в спальню. Юркнул под одеяло. Потом немного приподнялся:
- Инна, ты скоро?
- Тоже приму душ и сразу к тебе.
Иван помнит тело Инны. Колдовские изгибы, податливая мягкость бедер. До чего ж мучительно ожидание! Но она, Инна, знает, как себя вести. Пусть он немного потерпит. Залитый кипятком чай должен настояться. От этого он становится только крепче.
Наконец, хотя и темно было в спальне, Корзун почувствовал, что Инна уже рядом. Он нее исходил запах
