чтобы бесперебойно снабжать фронт. Женщины, сильные, крупные и суровые, выполняют мужскую работу по одиннадцати часов в смену. Они живут впроголодь на черном хлебе и супе, но никогда не жалуются, только шлют проклятья в адрес немцев. Мне нравятся русские. Они знают, за что они борются...'
Дальше Пирсон вспоминает одну июньскую субботу, когда ожесточенный налет немецкой авиации застал его в порту:
'...В этот день я узнал, как быть доктором, гробовщиком и главным погребалыциком. Мне пришлось опознавать людей. Меня пригласили опознать шеф-повара. Когда я посмотрел на него и на кучу мертвых тел, сложенных в этом ужасном месте, я понял больше, чем когда- либо, что испытали эти люди. Повсюду лежали трупы, пол комнаты был залит кровью. У главного входа я увидел двух девушек с узлом, в нем были завернуты куски тела мертвого ребенка. Они посмотрели на меня так, как будто ожидали от меня чуда. Но я был бессилен...'
В год, когда мы праздновали двадцатилетие победы, из Мурманска я получил бандероль: местное издательство выпустило книгу Е. Д. Владыкиной 'Дружинницы, подруги мои!'. Книга рассказывает о мужестве и стойкости жителей города, о беззаветной храбрости северянок.
Хочу рассказать вам о самой Екатерине Даниловне. Однажды в Мурманске ко мне обратилась молодая энергичная женщина - карантинный инспектор мурманского порта. По-деловому, четко доложила она о проделанной работе, о выявленных ею непорядках, просила помочь устранить их. Это была моя первая встреча с коммунисткой Е. Д. Владыкиной. Потом мы многократно встречались с ней в управлении порта, на пароходах. Я знал, что карантинный контроль за поступавшими зерновыми продуктами находится в надежных руках и никому никакой поблажки не будет. Только благодаря Е. Д. Владыкиной были обнаружены в импортном зерне опасные насекомые-вредители. Е. Д. Владыкина была политруком женской дружины Красного Креста и с дружинницами дежурила на улицах во время налетов фашистской авиации. Отважные дружинницы, не дожидаясь, пока кончится бомбежка, выносили из-под обломков зданий и из горящих домов раненых, оказывали им первую медицинскую помощь.
Тревоги, бомбардировки и пожары продолжались весь июнь.
В начале этого месяца я находился в Архангельске - принимал караваны и решал проблемы арктической навигации. Как только поступило сообщение о массированных воздушных налетах гитлеровцев на Мурманск, я отправился туда; Когда поезд подошел к вокзалу, я не узнал города. От залива и железной дороги до самого центра простиралось выжженное пространство пепелища домов, закопченные печные трубы. Наш штаб на Пушкинской улице уцелел, хотя в здание попала бомба. Инспектора штаба почернели от постоянных тревог и бессонных ночей.
Я кинулся в порт, и у меня отлегло от сердца. Окрестные дома были разрушены, но корабли стояли у причалов, и шла обычная работа выгружались оружие, сырье. На причале меня встретил Логосов, голова его была перебинтована.
- Что с тобою, Сашок? - с тревогой спросил я. За него ответил инспектор Виталий Андреев:
- Зажигалка упала возле ящиков с боеприпасами, и деревянная тара загорелась. Все опешили - вот-вот будет взрыв! Первым опомнился Логосов: он бросился к ящикам и стал гасить пламя. За ним кинулись и остальные. Пламя сбили, снаряды остались целы.
- И мы тоже,- добавил, улыбнувшись, Логосов.- Хоть и обгорели немного...
И показал на свою голову.
Надо было во что бы то ни стало немедленно ликвидировать последствия пожаров. Этим мы и занялись.
Коммунисты порта всегда были впереди и подавали пример работы по-фронтовому. Возглавлял партийную организацию начальник механизации порта Тимофей Борисович Гуженко.
Ныне, когда мы встречаемся с министром морского флота Т. Б. Гуженко, нам есть что вспомнить о прифронтовом Мурманске.
Не будет никакого преувеличения, если я скажу, что тогда работники порта и железной дороги были истинными героями. Когда фашисты бомбили первый район порта и начали гореть только что сгруженные с парохода танки, начальник района Михаил Кириллович Амелин первым бросился тушить загоревшиеся танки и увлек за собой остальных. Приведу еще один пример не в укор союзникам, а во славу советского труженика.
В английский пароход попала бомба. Начался пожар, и команда в панике бросилась на причал. Ведь в трюмах лежали снаряды! Что стало бы с матросами, грузчиками, если бы корабль взорвался! Опасность угрожала и всему порту. Не раздумывая, первым бросился тушить пожар на английском пароходе коммунист Шимарев, за ним еще несколько грузчиков. Корабль и и груз были спасены, взрыва не произошло, угроза порту была устранена.
Командный пункт нашего штаба находился в порту в маленьком деревянном здании диспетчерской на причале. После утреннего объезда районов порта я заезжал сюда, вместе с портовиками и железнодорожниками проводил короткую летучку. Оперативно решались набежавшие за последние часы вопросы. Установилась особая атмосфера делового сотрудничества, все понимали друг друга с полуслова. Однажды я задержался на судоремонтном заводе и попросил своего адъютанта позвонить в порт, предупредить, что летучка будет попозднее. По пути в порт нас застала бомбежка. Пришлось отсиживаться в ближайшей канаве. Мы видели, как в городе и порту рвались бомбы и возникали пожары. Не дожидаясь отбоя, я кинулся в порт. Нашей диспетчерской больше не существовало: ее начисто смело фугаской, но, к счастью, никто не пострадал - все вовремя ушли в укрытие.
САМЫЙ ТРУДНЫЙ ГОД...
Из четырех военных лет самым трудным для нас в Арктике был 1942 год. Гитлеровцы сожгли половину Мурманска. Но город жил и работал во имя победы. Затем фашисты попытались сжечь деревянный Архангельск. В навигацию 1942 года враг действовал в Арктике очень активно, стремясь вывести из строя Северный морской путь. Мы прекрасно представляли себе, что военная обстановка на Севере летом 1942 года будет сложной, и готовились к этому. Опыт первой навигации в условиях войны многому научил нас.
Гидрологи предсказывали, что ледовая обстановка в морях Западной Арктики ожидается легче обычной, и это тоже настораживало, значит, военным кораблям противника будет проще проникать к нам. 'Опасения эти, к сожалению, оправдались.
Потерпев поражение под Москвой, полчища врагов упрямо рвались в глубь страны. Фашисты подошли к Волге, стояли в предгорьях Кавказа. Враги пытались обойти Москву с востока. Важнейшее место в расчетах гитлеровского командования занимал Сталинград. Сердца наши обливались кровью, когда мы читали или слушали по радио сводки Совинформбюро, советские воины, истекая кровью, бились с захватчиками один на один, а союзники все откладывали открытие второго фронта.
В тот период гитлеровцы активизировали и налеты авиации на морские порты и железнодорожные узлы, усилились нападения самолетов и подлодок на караваны судов в Северной Атлантике, Баренцевом и Белом морях, начали военные действия и в Карском море. Этим враги стремились поддержать с флангов свои основные войска, отвлечь от них возможно больше наших сил, перерезать артерии, питающие фронт боеприпасами, продовольствием, резервами. Составной частью общего плана военной кампании 1942 года, разработанного гитлеровцами, являлся вывод из строя Северного морского пути и срыв мореплавания по этой трассе. Между тем, к величайшему сожалению, не все верили тогда, что враг будет активно там действовать.
- Николай Герасимович,- просил я наркома Военно-Морско-го Флота адмирала Кузнецова,- отмените приказ о демонтаже батареи, оставьте пушки на Диксоне.
- Эти пушки нужнее на передней линии обороны, а у вас они год без пользы стоят.
Я понимал, что Кузнецов действует в интересах фронта, но согласиться с ним полностью не мог.
Штаб Северного флота прислал на Диксон отряд артиллеристов-монтажников, подогнал туда СКР 'Дежнев' и баржи, и моряки начали готовить пушки к отгрузке...
В навигацию 1942 года, как справедливо замечают наши военные историки, 'впервые в истории Советской Арктики создалась угроза нормальному функционированию Северного морского пути, более серьезная, чем арктические льды'*. Северному флоту предстояло обеспечивать военную безопасность мореплавания от Архангельска до пролива Вилькицкого. Протяженность этого пути - около трех тысяч километров. Самую большую опасность для нашего судоходства представляли подводные лодки противника, а к ней в 1942 году добавилась еще и минная угроза. Командование Северного флота обратило особое внимание на организацию противолодочной и противоминной обороны, но средств для этого явно не хватало. Как отмечает военный историк Б. А. Вайнер, 'за кампанию 1942 года надводные корабли обнаружили 32 подводные лодки противника, наши лодки - 25, самолеты - 15, причем атакованы были 34 лодки, из них 7 потоплены. Но все же результаты были еще недостаточными и далеко не соответствовали масштабам подводной угрозы: береговыми пунктами радиоразведки в 1942 г. подводные лодки обнаруживались 684 раза'*. Большой недостаток ударных сил, пишет далее автор, огромный размер театра действий, сложность гидрометеорологических условий не позволяли эффективно бороться с вражескими подлодками. Не хватало сил и средств надежно защитить все районы внутренних морских сообщений. И естественно, что основным методом защиты судов стала система конвоирования. Но недоставало нам и полноценных боевых кораблей для службы конвоирования: '...основными эскортными силами являлись тральщики и сторожевые корабли типа 'РТ' - тихоходные и слабо вооруженные суда. Из-за многочисленности транспортного флота в состав конвоев
