неприятностей, от жалобы на меня не наживете. Договорились?
– Договорились! – согласился Александр Маркович.
– А военфельдшера я вам дам хорошего. У меня один такой есть на примете – стоящий парень и разворотливый.
Генерал легко взбежал по трапу на катер и помахал Левину рукой. У будки Александр Маркович почти столкнулся с Шереметом.
– Ну что, довольны? – спросил полковник с недоброй усмешкой.
– Пожалуй что да! – ответил Левин. – Хуже вас не пришлют нам начальника, вы и сами это знаете…
16
– И еще пройдитесь! – приказал Левин. – Мускулатуру свободнее! Корчиться не надо! Я лучше знаю, как вам надо ходить! Прямее, прямее, не бойтесь, ничего не будет!
Бобров прошелся прямее. Солнечные блики лежали на линолеуме под его ногами. Он старался ступать на них.
– Раз, два, три! Тут не тянет, в икре? Вот здесь, я спрашиваю, не тянет?
Летчик сказал, что не тянет. Потом они сели друг против друга и покурили. Левин протирал очки, Бобров думал о чем-то, покусывая губы.
– Будешь, будешь летать, – сказал Левин на «ты», – не делай такой вид, что тебе твоя жизнь надоела и что ты не хочешь торговать пивом в киоске. Есть такая должность– киоскер. Так вы, товарищ Бобров, не будете киоскером. Вы будете как-нибудь летчиком.
Бобров смотрел на Левина исподлобья, недоверчиво и раздраженно. В самом деле, иногда Левин не мог не раздражать. Чего он дурака валяет?
А Левин вдруг сказал грустно:
– Знаете, Бобров, мне иногда надоедает вас всех веселить и забавлять. И еще когда вы делаете такие непроницаемые лица. Посмотрите на него – он грустит, и посмотрите на меня – я веселюсь.
Летчик улыбнулся кротко и виновато.
– А я ничего особенного, – сказал он, – просто, знаете, скучно без самолета. Все наступать начнут, а я тут останусь. И главное, что сам виноват, вот что обидно. Не увидел, как он, собачий сын, из облака вышел. Надо же такую историю иметь. Хорошо, что вовсе не срубил, – плохой стрелок. Кабы мне такой случай, я бы сразу срубил. Нет, я б ему дал!
И, как бы наверстывая потерянное в разговоре время, он стал быстро ходить по ординаторской из угла в угол. Потом остановился и осведомился:
– Вот история, да? А ведь мне командующий сказал: 'Теперь пойдешь на машину к подполковнику Левину. На спасательном самолете поработаешь'.
Левин, стараясь сохранить равнодушие, промолчал.
– Так что вы теперь вроде мой начальник, – сказал Бобров. – Чем скорее подлечите, тем скорее летать с вами начну. Самолет-то готов?
– Разные доделки делают, – сказал Левин, – так, ерунду. В общем, можно летать хоть завтра.
И зашумел.
– Кто так ходит? Так ходить – все равно что лежать! Надо быстро ходить и аккуратно. Вот смотрите на меня. Вот я иду! Вся нога работает! Вся нога действует! Ничего не выключено! Ну-ка, сейчас же идите со мной! Дайте руку! Вот идут двое мужчин. Вот какая у них энергичная походка! Раз, два, три! Еще! Раз, два, три! Еще! Теперь быстро сядьте. В пояснице не болит? Нисколько? Сейчас вы отдохнете два часа и сегодня же начнете заниматься лечебной гимнастикой. Я к вам пришлю Верочку, это ее специальность.
Проводив Боброва до палаты, он надел старый, истертый, рыжего цвета реглан и отправился вниз – туда, где расчаленный тросами у самого ската на залив стоял огромный серый поплавковый самолет. Там, на ящике, покуривал Курочка и рядом с ним грелся, как большой кот на солнце, Калугин. Солнце здесь, за полярным кругом, еще вовсе не грело, но Калугин для самого себя делал такой вид, что греется, и даже ворчал, в том смысле, что нынче сильно припекает и не пойти ли в тень.
– Привет! – сказал Александр Маркович. – Как идут наши дела? Кстати, я думал насчет красного креста. Все-таки имеет смысл нарисовать. Знаете, на фюзеляже и на плоскостях…
– Вы считаете? – спросил Калугин угрюмо и насмешливо.
– Я учился в Германии, – сказал Александр Маркович, – и немного знаю этот народ. Так невероятно, так дико себе представить…
– А вы не слишком задумывайтесь! – по-прежнему угрюмо посоветовал Калугин. – Сейчас не время задумываться. Всю эту сволочь, которая лезет к нам, надо бить беспощадно. Авось придут в себя…
– У меня был профессор-немец, – грустно и негромко продолжал Левин. – Патологоанатом. Светлый ум и…
– Вот для него вы и хотите налепить на самолет красный крест? – перебил Калугин. – Так он не увидит вашего креста. Потому что, если он порядочный человек, то сидит в концлагере и ждет, покуда мы его освободим. Во всяком случае, я лично не советую вам рассуждать насчет красного креста нынче…
– Да, да, это, конечно, так, – согласился Левин и задумался, вспоминая своего патологоанатома.
Все втроем они сидели и курили, щурясь на блестящую воду залива, и на далекие дымки кораблей, и на противоположный берег, слегка розовеющий своими снегами.
– Да, война-войнишка, – сказал вдруг Калугин и опять замолчал.
