- Алло, - произнес чей-то голос. - Как проживаете, мистер Дакуати? Ленч!
Повернувшись, Моррис обнаружил низенькую коренастую фигуру - типичный южанин со смуглым лицом и яркими косящими глазами.
- Удачно мы здесь поимели английского пациента. Могу практиковать свой инглиш, да? - Сняв с тележки поднос и поставив на тумбочку, человечек объяснил: - Я бывал два года в Эрлс-Корт, Лондон, знаете его? Поэтому я так ладно рассказую. - Он улыбнулся во весь щербатый рот.
Все еще погруженный в молитвы, Моррис снова ощутил себя участником сюрреалистического действа. Он поморгал и пришел к выводу, что явление ниспослано ему, дабы показать, что есть на свете люди еще более жалкие и нелепые, чем он сам. Как бы скверны ни были его дела, каким бы уродом он ни стал, все равно его наверняка будут ценить выше, чем эту помесь клоуна и гнома.
Глядя на кусочек курицы в прозрачном бульоне с редкими зернышками риса, Моррис вежливо поблагодарил санитара и заверил, что будет рад говорить с ним исключительно по-английски. И сразу спросил: где его одежда, нет ли поблизости зеркала, и нельзя ли раздобыть местную газету?
Санитар просиял:
- Дионизио меня звать.
- Очень приятно, я - Моррис.
Наверное, так Господь испытывал его терпение.
- Ваша одежа в armadio... в шкафе, номер как кровать, восемь. Зеркало в туалете на коридоре. - Санитар по-птичьи склонил набок маленькую головку. - Но ее лучше не смотреть до операции. Газета на столе в заду коридора.
- А когда меня выпишут, Дионизио? - Сознание просто отказывалось воспринимать слово 'операция'.
- А-а, мистер Дакуати, так быстро-быстро уйти, а еще не успел - к нам прийти! - Дионизио покачал головой и подошел к ногам кровати, где висел планшет с предписаниями. - Операция в пятницу. До нее много анализов. Потом будут брать... как это по-вашему? - Он бросил планшет и ущипнул себя за волосатое коричневое запястье.
- Кожа, - подсказал Моррис, невольно поежившись.
- Хватают кожу с ноги и ложат на лицо, - человечек похлопал себя по щеке и снова заглянул в планшет. - Потом... как сказать rimodellare переладят вам ухи. Может быть, отойдете на следующей неделе.
Он пристроил на коленях у Морриса нечто вроде столика и водрузил сверху поднос. - Обход, судя по всему, уже завершился, и все пациенты ели, насколько им позволяли увечья. Поэтому санитар задержался поболтать.
- Ми-истер Моррис! - провозгласил он. - Англичанин! Я такой счастливая. - Так давно не рассказую - по-английски.
Вот так всегда в этой жизни, подумал Моррис: люди, с которыми вовсе не хочется разговаривать, непременно жаждут общения с тобой, - и обязательно в самые важные моменты жизни приходится иметь дело с идиотами. Вроде того слабоумного доктора философии, который в римском пансионате излагал ему свою теорию, что, дескать, духи всего лишь литературная метафора. Хотя Моррис еще тогда знал, что духи - должны существовать, - что и подтвердилось в ходе дальнейших событий; пожалуй, чересчур недвусмысленно. Даже на смертном одре к нему обязательно подошлют какого-нибудь назойливого полудурка, и тот превратит его последние минуты в балаган. Вечный флирт космического - с комическим. Но, обратившись к Господу, Моррис стал более сдержан и покладист. Возможно, это - наказание ему за грех тщеславия. Не так уж он душевно туп, чтобы не понимать, как сильно его порой заносило в ту сторону. Мими ему поможет достойно встретить испытание лицом к лицу (пусть и уродливым), а уж он постарается изо всех сил.
- Вы знай Эрлс-Корт? - продолжал расспрашивать Дионизио. - Там я работай в отеле.
Моррис зачерпнул ложку бульона и сразу обнаружил, что рот с правой стороны болит нестерпимо. Меж тем глаза обшаривали палату, пока не наткнулись на десяток серых ящиков в углу; их ровный ряд перечеркивала по диагонали, как виделось с его койки, чья-то нога на вытяжке. Ему будут восстанавливать ухо! По правде говоря, верить в это не хотелось до потери пульса.
- Так вы разве не знай Эрлс-Корт, - не отступался санитар.
- Я был там однажды на выставке 'Идеальный дом', - признался Моррис. Конечно, пока мать была жива - именно с такими людьми, как мамочка или Массимина, и ходят в подобные места.
- Ах, 'Олимпия', - вздохнул Дионизио, - да, одеяльный дом. Очень, очень прекрасно!
Моррис чуть не подавился. На милю вокруг Эрлс-Корта вряд ли можно найти хоть один просто приличный дом, не говоря об идеальном. Однако нищее хозяйство Даквортов даже на таком конкурсе не попало бы и в аутсайдеры.
- А почему бы не вернуться в Англию, - спросил он, получив очередной заряд боли из правого угла рта, - если вам там так понравилось?
Дионизио встал и печально улыбнулся:
- Сейчас я должен ухаживай здесь за моей старой мамма. Она очень болей. Потом уже взад.
Повезло же карле - у него есть мать, за которой нужно ухаживать! Моррис проводил взглядом коротышку, катившего свой транспорт к выходу. Как только дверь палаты захлопнулась, он снял с колен поднос, сполз с койки и заковылял к шкафчикам на подгибающихся ногах. Таким образом, за десять мучительных минут Моррис убедился: во-первых, пальто, а значит, и писем, в ящике нет. Во-вторых, лицо выглядит намного хуже, чем у любой из его жертв. И в-третьих, полиция, или, скорее, карабинеры, похоже, всерьез отнеслись к письму, полученному синьорой Позенато. Хотя бы потому, что оно, как писала местная газета, 'подозрительно напоминает письма, приходившие около двух лет назад, когда была похищена младшая из невесток пропавшего, Массимина Тревизан'.
Моррис был на грани обморока. Встретив на обратном пути в коридоре Дионизио, он стал умолять гнома дать ему снотворного. Но тот, сверившись с планшетом, заявил, что Моррис уже получил предельно допустимую дозу. Его накачали транквилизаторами по уши, как всегда при сильных повреждениях. Санитар заискивающе улыбнулся:
- Я это вот скажу. Только перенесу лекарства и приду. И мы с вами объединяй - наши компании. Что скажете?
Из милосердия Моррис не сказал ничего. И потащился на койку прибежище ужаса и рыданий над своей судьбой.
Глава двадцать восьмая
На четвертый день Паола договорилась, чтобы его кровать отгородили ширмой, и решила поразвлечься, проявив активность известного рода. Ну как же, сперва три недели тюрьмы, теперь вот опять казенный дом. За целый месяц всего одна ночь в супружеской постели, хоть на развод подавай!
Может, она просто желала подбодрить больного мужа этими фривольностями? Моррис, удрученный пропажей пальто, гораздо больше интересовался выражением ее лица, чем сексом. И пришел к однозначному выводу: хоть Паола и тянет руку под простыню совсем как прежде, что-то здесь не так. Даже в ее привычных замашках словно бы проявилось нечто утрированное.
Паола двинулась штурмовать пижамные штаны, но осталась явно разочарована. Это от таблеток, нашел оправдание Моррис.
- Полезай-ка под юбку, - скомандовала Паола. - Боже, до чего ты сексапильный в этих бинтах!
Она прижалась коленями к краю кровати. Трусиков на ней, разумеется, не было. Большой палец Морриса легко скользнул внутрь. Завязалась обычная эротическая пантомима: раскачиваясь взад-вперед, Паола елозила по его запястью.
- Вынь и оближи, потом целуй меня.
Сказано - сделано. Паола запихнула палец обратно в себя, одновременно слизывая собственный сок с его губ. Так и есть, понял Моррис, ему стараются запудрить мозги. Она что-то узнала? Если да, то что именно? Только про Бобо или еще про Массимину? Может быть, письма из пальто попали к Паоле? А подозревает ли она, что муж догадался? Или просто хочет показать, что с такой властью запросто превратит его на всю жизнь в сексуального раба?
И когда же наконец начнет округляться ее живот? Мими уверяла, что Паола беременна. Рождение ребенка, чувствовал Моррис, положит начало их новой жизни. Наверняка тогда с женой легче будет иметь дело, она обязательно станет достойна того, чтобы не покидать ее до смерти. Это вопрос только времени.
