совсем утих.
Фолко было не то что страшно — противно; он видел диковинные вещи, но былой тяги к таинственному он уже не ощущал. Усталость начинала брать свое, и хотелось лишь одного — как можно скорее пустить ту единственную стрелу, ради которой был затеян весь нынешний поход, — а там будь что будет.
Отон долго простоял в раздумье, пока наконец не махнул рукой. Однако он не повел отряд напрямик, через середину равнины — его дружинники, прижимаясь к скалам слева, медленно огибали подозрительное место.
Рога грянули, когда дружина миновала полпути. Над горами прокатились громкие боевые распевы, заставив многоопытных воинов мгновенно перебросить щиты из-за спины на руку. Прижавшись спиной к отвесной скале, отряд ощетинился копьями, ангмарцы поспешили взять наизготовку арбалеты.
А рога все пели и пели; невидимые трубачи не жалели сил, и вот под звуки гордого марша на верхних гребнях скал, точно призраки, из сырой мглы стали выныривать длинные шеренги вооруженных воинов; Фолко разглядел длинные, больше человеческого роста луки.
— Сейчас начнется, — прошипел оказавшийся подле хоббита Уфорг, орк-мечник; он уже упер свой вытянутый книзу щит в землю, обнажил кривой вороненный ятаган.
Несколько стрел воткнулись в землю неподалеку от передней линии щитов — уже на излете, бессильные и неопасные. Сверху отряд был прикрыт нависшим над головами скальным карнизом; на некоторое время они были в безопасности.
— Спокойно! — крикнул Отон, давая шпоры коню и выезжая из-за спин дружинников. Как и в ущелье, он был в длинной кольчуге, держа поперек седла свой длинный меч. Что-то свистнуло, о его наплечник сломалась выпущенная откуда-то сверху стрела — он даже не повернул головы. Твердой рукой Отон направил пугливо прядающую и храпящую лошадь прямо на середину, пренебрегая опасностью. Отдалившись от угрюмого строя своего отряда, он поднял темный рог и затрубил. Хоббит не знал, что означает этот долгий, переливчатый зов; можно было лишь догадываться, что Отон вызывает предводителя нападающих на переговоры. И, видя, как спокойно сидит в седле этот рослый воин, даже не пригибая головы и не вздрагивая от взвизгивающих то справа, то слева стрел, Фолко невольно воздал должное его храбрости и мог лишь горько жалеть, что это мужество в один прекрасный день окажется на стороне тех, с кем ему придется сойтись в схватке, из которой может выйти живой лишь одна сторона.
С бешеным взвизгом-ржанием лошадь Отона взвилась на дыбы, ужаленная стрелой в круп; взвилась и повалилась на бок, пораженная еще добрым десятком коротких, брошенных сверху дротиков; и вновь Отон, ловко высвободив ногу из стремени и легко соскочив вбок, ответил лишь звуками своего рога. Что-то большее, чем просто вызов, вложил он на сей раз; его правая рука сжимала нечто, висящее на шейной цепочке, и когда звуки его рога утихли, он неожиданно высоко вскинул сжатую в кулак руку — и хоббит покачнулся, как от удара дубиной по шлему, оглушающего и лишающего чувств.
Сила волнами расходилась от поднятой руки Отона, заставляя воинов его дружины приседать, укрываясь от незримого напора под выставленными щитами.
Это была тупая и грубая Сила, злая и нетерпеливая; ее напор заставил запламенеть, нетерпеливо забиться в ожидании боя клинок Отрины на груди Фолко; эта Сила была ненавистна тому, кто выковал его, и вот пришло время для новой встречи!
Однако хоббит мог лишь стиснуть зубы и терпеть; впрочем, все это длилось не слишком долго. Откуда-то из-за гребней скал, из-за съеденных ветром каменных грив, до их слуха донесся ответ — угроза сменилась растерянностью, рога противника трубили отбой.
С облегчением вздохнули и задвигались замершие было в ожидании кровавого боя дружинники; Отон остался стоять на середине, лишь опустил правый кулак — и поток Силы сразу иссяк, словно кто-то задул трепещущий огонь. Но присутствие этой, теперь вновь задремывающей Силы все равно ощущалось — и перед Фолко теперь встала новая — какая уже по счету? — загадка: что это за Сила, откуда она взялась и как с ней бороться?
— Ты чувствовал? — шепотом спросил он у напряженно озирающегося по сторонам Торина.
Гном не поднимал забрала, топор по-прежнему был у него в руке.
— А то нет, — мрачно ответил он. — Что-то новое, опять какая-то напасть! Клянусь бородой Дьюрина, это дело рук Олмера!
Он говорил быстро и вполголоса, на «быстром западном языке», и можно было надеяться, что его слов не поймет никто, кроме Фолко и Малыша.
— Придется и его тоже… — начал было Малыш, многозначительно кивая на Отона, но в этот миг из- за скал на противоположном краю равнины показалось несколько десятков всадников, в воздухе поплыли высокие знамена, похожие на свисающие с длинных шестов конские хвосты, окрашенные в самые разные цвета. Торжественно запели рога на кручах, воздух огласился громкими криками — сомнений не оставалось, на переговоры ехали вожди нападавших.
Как и предполагал Фолко, все происшедшие стычки были не более чем «недоразумением». Они договорились, они не могли не договориться: но о чем вели речь посланцы народа хеггов и Отон — откуда мог знать это хоббит?
Предводитель их отряда добился свободного пропуска, помощи продовольствием; однако хегги, как сказал Отон, «ждут Вождя, чтобы присягнуть ему»; взамен они хотели получить защиту от напирающих на их границы подвластных Ночной Хозяйке племен — и против Черных Гномов, нежданно-негаданно докопавшихся до их собственных гор и нынче вовсю шурующих в их недрах.
— Они собираются в большой поход, — сумрачно глядя исподлобья на своих спутников, сказал Отон. — Собрались многие колена… и они хотят нашей помощи, точнее… ну, короче, мы должны быть там.
Огон явно не хотел говорить подробнее; и, похоже, никто из его отряда не понял, что он имел в виду, обмолвившись «точнее…». Никто, кроме Фолко и его друзей-гномов.
— Небось почуяли Талисман, — недобро хмурясь, промолвил Малыш, когда вечером того же дня они остались втроем возле угасающего костра; Талисманом они, не сговариваясь, окрестили то, что держал в руке Отон, когда ему удалось остановить уже готовых к нападению хеггов. — Почуяли Талисман и хотят использовать против наших!
— Знать бы, что это за штука! — задумчиво проронил Торин. — И кто его сработал! Мне почему-то кажется, что Вождь, но я могу и ошибиться. Вдруг это дело рук какого-нибудь мага или мудреца?
— Символы Власти так просто в чужие руки на отдаются, — возразил Фолко.
— Будь кто-нибудь кроме Олмера способен создавать такие талисманы, он бы уж точно не отдавал их ему, а постарался бы занять его место. Тем более что Сила эта явно не светлая. Нет, кроме Олмера, эту штуковину сработать некому. Но прежде чем что-то во что-либо вкладывать, надо это что-то откуда-то взять… Интересно — на что еще способен этот Талисман? Эх, Радагаст, Радагаст! Давненько мы от тебя ничего не слыхали…
— Сделать мы пока все равно ничего не можем, остается только ждать, — уныло протянул Малыш, и они, переглянувшись, сделали единственно возможное — отправились спать.
Ночью Фолко долго и тщетно пытался вызвать Олорина. Однако его мысленному взору открывалась лишь гулкая, звенящая бездна, на самом краю которой балансировало его сознание, в любой миг готовое сорваться с гибельного обрыва… Загадки оставались неразрешенными.
Тем временем отряд Отона присоединился к немалому числом войску хеггов, что направлялось к восточному краю своих гор, где Черные Гномы, по словам Отона, соорудили что-то вроде крепости. При этом предводитель отряда весьма выразительно глянул на Торина и Малыша; однако последний прикрылся своей обычной безмятежной улыбкой, Торин же хранил бесстрастное молчание.
На расспросы соседей по строю гномы говорили, что в их местах о роде Черных давным-давно забыли, сохранилось лишь предание, что они ушли в самую глубокую глубь.
Отон тем временем отправил куда-то еще одного улага; крылатая ящерица, взмыв над лагерем, понеслась, набирая высоту, куда-то на юго-восток.
Однако до твердыни Черных Гномов они так и не дошли. Ночью в становище хеггов внезапно поднялась непонятная тревога, мрак огласили горестные крики и стенания; Отон, едва успев опоясаться мечом, ринулся выяснять в чем дело, а вернувшись спустя краткое время, коротко объявил: на их селения
