заскрежетавшую мелкими зубами ревность и обняла Фредерика и малыша, которого он держал на руках:
– Рада за тебя, милый, – шепнула она королю. – Я прикажу готовить праздничный обед – такие хорошие новости надо достойно отметить. – Затем обратилась к гостям. – Прошу вас отдохнуть в нашем дворце. Здесь у вас ни в чем не будет нужды…
Так у Фредерика появился еще один наследник – смуглый, чернявый и странно сероглазый Эльберт. С сыном Марты у него была разница всего в месяц, а то и меньше.
Нахмуренный бука Донат в тот же день встретил сводного братца, подсаженного к нему в манеж, возмущенным кряхтением и ударил погремушкой по голове. Эльберт скривился и оглушительно заревел, демонстрируя прекрасные легкие.
– Прекрасный горлопан! – расхохотался Фредерик, протягивая сыну в утешение сахарную палочку. – Вырастешь – дам тебе полк, будешь им командовать. – Затем погрозил развоевавшемуся Донату. – А ты смотри, бука, не обижай младшего. – Вручил точно такую же палочку и ему, так что оба карапуза затихли и зачмокали губами, наслаждаясь вкусненьким.
– Они поладят, – заверила короля Марта, присаживаясь рядом с манежем в мягкое кресло.
– А как насчет тебя? – вдруг спросил Фредерик. – Я вижу: ты подавлена.
– Я устала.
– Неправда, – нахмурился молодой человек. – Ты недовольна тем, что сегодня произошло.
– Сегодня произошло много хорошего, и я всем Довольна, – возразила Марта, чувствуя, что начинается тяжелый разговор, которого она не в силах избежать.
Фредерик понял и решил не усугублять:
– Милая, я прекрасно понимаю: тебе неприятно знать о том, что было между мной и Тайрой в Эрине. Но оно было. И не по моей воле… Но я ни в коей мере не оправдываюсь! – Он поднял вверх руку, предваряя слова супруги о том, что не стоит сейчас виниться (а Марта – Фредерик и это заметил – уже готова была прервать его именно такими речами). – Я просто представляю тебе факты, от которых не отмахнешься и на которые глупо обижаться. Тайра – это мое прошлое, и я его принимаю, целиком и полностью, как принимаю и своего сына от Тайры, как готов принять, если надо будет, свою дочь. Она в моем сердце уже сейчас. Как и Эльберт, и Гарет, и Донат, и ты. Всем там есть место, поверь. И я бы очень хотел, чтоб там, в моем сердце, меж вами не было раздора. Это нужно не только мне – это нужно нашей семье, королевской семье. Это нужно всему нашему государству. Обстановка в нашем доме влияет на обстановку в Королевстве…
– Ты всегда можешь положиться на меня, – вдруг сказала Марта, прикладывая палец к его красноречивым губам. – Не объясняй мне большего, иначе я стану себя презирать, за глупость.
Фредерик покачал головой, видя, что глаза ее мерцают слезами:
– Прости – я должен был это все сказать.
– Конечно, – кивнула Марта. – Ты король, ты Судья. Я просто на минуту забылась – подумала, что я жена простого человека.
– Это не так.
– Я знаю. И постараюсь больше об этом не забывать.
Фредерик улыбнулся, поцеловал ее руку:
– Мне самому очень часто хочется быть простым человеком…
Тем временем у королевичей рассосались сахарные палочки, и карапузы вновь стали громко воевать – с криками рвать друг у друга забавную деревянную лошадку.
– Да, прибавится шуму во дворце, – засмеялась Марта.
– Будь с парнями построже, – сказал Фредерик. – И нянькам скажи, чтоб не миндальничали, не потакали капризам. Пока они малыши, я не могу заниматься ими так, как должно. Но через три года, господа хорошие… – Он наклонился в манеж и щелкнул по лбу каждого, чтоб привлечь их внимание. – Через три года, господа лорды, я начну делать из вас мужчин… А сейчас мне пора. – Король выпрямился. – Из-за Эльберта я перенес начало приема в Доме Хлебной Гильдии, но не могу же я все совершенно отменить. Можно мне поцеловать тебя? – обнял жену за тонкую талию.
Марта с удовольствием ему это позволила. Малыши в манеже теперь сидели тихо-тихо – их успокоил строгий голос отца…
Идиллия, счастье, безмятежность, которые, казалось, уже навеки установились в семье короля и во всем дворце, разрушились в среду. После полудня. В парке, на лужайке с изумрудной шелковой травой, залитой солнечным светом.
Фредерик учил Гарета фехтованию. Все проходило как обычно: отец показывал приемы, используя обычную палку, медленно и точно, а сын повторял, стараясь все проделать быстрее, но без потерь в точности и четкости.
– Пусть клинок станет тобою, – шептал король в розовое, мягкое ухо королевича, – твоей рукой, твоей мыслью. Наши мысли часто селятся в наших Руках и потому едины с ними. А мысль быстра – нет ничего и никого быстрее. Но твой клинок должен стать ею – мыслью. Тогда не будет тебе равных.
И Гарет понимал, хоть речи Фредерика и были временами слишком мудреными для пятилетнего мальчика. Тело королевича понимало, что делать с рукой, отяжеленной мечом. В свои юные годы он освоил и отточил сложный удар Южного Ветра и многие другие приемы.
– Не бойся промаха, – учил отец мальчика под сенью древних кленов, что шумели ветвями и листьями – словно рукоплескали успехам юного лорда. – Промах откроет тебе неожиданное преимущество. Главное: увидеть его и правильно использовать. Он также станет неожиданным для твоего врага, и этим тоже принесет тебе пользу. Если подчинишь себе промахи – нет тебе предела, и даже твоя ошибка будет твоей победой.
И Гарет все прописывал в своей голове – это было несложно. Ему казалось: вспоминаются временно забытые знания. Фредерик, глядя, как виртуозно и легко его сын управляется с детским мечом, ощущал себя
