Прикончили бы всех, и все дела. Должно быть, действовал профессионал, – сказал вор в законе. – Что докладывает разведка?
– Двор чист, – отрапортовал Матвей. – Все находятся в доме. Точнее, в гостиной. Волк захватил Генсека и остальных. Четверо интересующих вас людей тоже находятся в гостиной. Жертв пока нет. Какие будут распоряжения?
– Мне нужно освободить этих четверых, желательно с наименьшими потерями, – сказал Папа Сочинский. – У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
– Насколько я понимаю, люди, интересующие вас, не нужны Дарасаеву, – произнес Гашеткин. – В гостиную ведут два входа – через основной коридор и через библиотеку. Кроме того, в ней четыре окна. Скоординировав действия, мои бойцы смогут занять ее за полторы минуты. Первыми огонь открывать не будем. Надеюсь, чеченцы дадут нам возможность вступить в переговоры. Они тоже не заинтересованы без особой необходимости устраивать пальбу на территории Российской Федерации. Попробуем договориться, забрать наших людей и тихо-мирно разойтись.
– Звучит неплохо, – одобрил Папа Сочинский.
– Да, чуть не забыл! – спохватился Матвей. – Вместе с Волком в гостиной находится Дмитрий Борисов. Это бывший спецназовец по прозвищу Стрелок, умный и хладнокровный профессионал. Когда-то мы вместе служили в Афгане. В отличие от кавказцев, которые готовы начать стрельбу только из-за того, что кто-то слишком громко чихнул, он всегда действует исключительно разумно и целесообразно. Уверен, что он поможет мне держать ситуацию под контролем.
– Мне это нравится, – сказал вор в законе. – Немедленно приступайте к выполнению операции.
– Так ты что, всерьез собираешься взять меня в заложники? – раздраженно спросил Генсек.
– Скажи спасибо, что я тебя на месте не убил! – заметил Волк.
– В таком случае я предлагаю тебе сделку!
Дарасаев презрительно сплюнул на пол.
– Не надо мне ничего предлагать. Я сам возьму то, что захочу.
– Ты бы все-таки послушал, – более спокойным голосом произнес Леонид Борисович, ломая голову над тем, куда подевалась его охрана.
Предположение, что чеченцы ухитрились обезвредить его армию без единого выстрела, уязвляло гордость бывшего партийного функционера. Он твердо решил, что если выкрутится, то всерьез займется вопросом подбора кадров.
– Вот этот человек, – он указал на Альберто, – настоящий испанский маркиз, очень богатый. Забери его, и ты получишь за него в десять раз больше денег, чем за меня или за Кашкина, а я помогу тебе организовать получение выкупа и выгодно вложить деньги.
– Это – испанский маркиз? А что ж он бабой-то вырядился? Надо же, и впрямь мужик. Не присмотришься – не отличишь! – удивленно поднял брови Дарасаев. – Что ж, с ним мы разберемся. Не беспокойся, выкуп с него я и сам как-нибудь получу. Кроме того, как говорится, птичка по зернышку клюет. Десять миллионов, которые я сдеру с тебя, тоже карман не оттянут. – Довольный собой, Махмуд с интересом оглядел остальных пленников Генсека. – А это кто, баба или мужик? – поинтересовался он, подходя к Маше.
– Это сестра маркиза! – злорадно буркнул Леонид Борисович.
– Мужиком зачем-то переоделась, – неодобрительно покачал головой Волк. – Наверное, это у них семейное. Наши женщины так себя не ведут. – Протянув руку, он сорвал парик с головы Арлин. Волосы девушки сверкающим золотым дождем рассыпались по плечам. – Какая красавица! – восхитился Дарасаев, протягивая руку, чтобы потрепать ее по щеке.
– Отвали, урод! – грубо сказала Маша.
Заметив, как нервное лицо чеченца перекосилось от гнева, Стрелок шагнул вперед, надеясь смягчить ситуацию, но Костолом его опередил. Чувствительная душа Гарика не могла вынести даже мысли о том, что к его девушке способен прикоснуться другой мужчина.
С яростным звериным ревом Костолом выскочил из дверей библиотеки и, со спины подскочив к Махмуду, локтевым сгибом левой руки пережал ему горло, чуть не сломав при этом шейные позвонки. Правой рукой Гарик приставил пистолет к виску Волка и, прикрываясь Дарасаевым, как щитом, прижался спиной к стене.
– Не двигаться! Оружие на пол, или я прикончу его! – рявкнул Костолом.
Чеченцы замерли на месте, но расстаться с оружием не пожелали. Им не нравилось, когда ими пытались командовать.
– Убьешь его – они пристрелят тебя, – спокойно заметил Стрелок.
– А мне плевать, – объяснил Костолом.
По рядам чеченцев пронесся глухой ропот.
– Прикажи им положить оружие! – Гарик ткнул пистолетом в голову Дарасаева.
– А пошел ты… – злобно огрызнулся Волк.
– Спокойно! Никому не стрелять, – скомандовал Борисов, понимая, что чеченцы вот-вот перестанут себя контролировать. – Давайте разберемся в ситуации.
Дверь библиотеки скрипнула, и, по обыкновению грациозно покачивая бедрами, в гостиную с ослепительной улыбкой вплыла Мириам Диас Флорес. С удовлетворением отметив, что взоры всех смуглых небритых мужчин переместились на нее, модель принялась неторопливо расстегивать пуговицы на блузке.
На выглядывающего из дверного проема Хосе Мануэля никто не обратил внимания.
– Кто-нибудь здесь говорит по-английски? – поинтересовалась Мириам.
– Я! – галантно улыбнулся Стрелок.
– Тогда вы будете моим переводчиком, – лучезарно улыбнулась ему модель, расстегивая очередную пуговицу. – В первую очередь мне бы хотелось поприветствовать всех собравшихся здесь и выразить мою полную солидарность с вашим маленьким, но гордым горным народом, который, подобно испанским баскам, продолжает отважно бороться за свою независимость против коммунистическо-демократическо- капиталистического гнета! – на удивление складно продекламировала она.
– Что она такое несет? – удивился Хосе Мануэль. – Жорди Пужоля, что ли, наслушалась?
Расстегнув последнюю пуговицу, Мириам передернула плечами, так что блузка соскользнула вниз, и взорам изголодавшихся по женскому обществу чеченцев предстала ее безупречная смуглая грудь.
Стрелок послушно переводил, чувствуя, как жар, зарождающийся внизу его живота, перемещается вверх по телу, нарушая связную работу мысли.
– Самое святое на свете – это любовь! – провозгласила Мириам.
Террористы кивнули. Они готовы были сражаться насмерть с жестоким и беспощадным врагом, но груди модели оказались слишком мощным оружием, почти запрещенным оружием массового уничтожения. В этот момент позорной слабости чеченцы даже готовы были на миг допустить кощунственную мысль о том, что любовь лучше войны.
Хосе Мануэль, шагнувший в комнату, чтобы лучше видеть все происходящее, с недоверием покачал головой. Сейчас он жалел только об одном: что у него не было с собой фотоаппарата, чтобы запечатлеть уникальную историческую сцену.
– Ей бы в политику податься! – пробормотал он. – Пара подобных выступлений – и все мужское население Испании у нее в кармане, а уж сепаратисты вообще на руках ее будут носить.
– Нас привела сюда любовь! – торжественно возвысила голос модель. – Этот человек, – она направила свою грудь на Костолома, – оказался здесь, чтобы освободить свою невесту, а я, – грудь Мириам переместилась в сторону маркиза, – презрев опасность, пришла спасти своего жениха, Альберто де Арнелью. Наверняка каждый из вас когда-то испытывал священное чувство любви – будь то любовь к женщине или любовь к Родине. Поэтому я надеюсь, что мои слова найдут отклик в ваших мужественных и благородных сердцах. Я умоляю вас проявить великодушие. Мы вам не нужны. Я верю, что свободные и непобедимые мужчины Кавказских гор проявят присущее им благородство и благословят нашу любовь!
Последняя фраза Мириам потонула в звоне разбившихся стекол и топоте ног ворвавшегося в комнату через окна и двери отряда, возглавляемого Матвеем Гашеткиным.
Отупевшие от созерцания прелестей андалузской модели, чеченцы даже не вспомнили об оружии. Они
