Очевидно, во время землетрясения каменные стены чудесным образом возведенной тюрьмы расшатались, появилась трещина, которой оказалось достаточно, чтобы Тенскватава выполз через нее на свободу. Затем, когда Текумсех покончил с землетрясением, камни узилища вновь сомкнулись, и до самого конца турнира никто из потрясенных зрелищем зрителей не заметил побега Пророка и его сторонников. Теперь беглецы наверняка уже далеко, и ни один человек не видел и не мог сказать, в какую сторону они ушли.
В завершении всех неприятностей восемь воинов из деревни Черного Копыта запоздали и явились лишь после конца состязания. Их миссия заключалась в охране Никки и Серебряного Шипа, а также в препровождении Тенскватавы в Вапаконету. где он должен был предстать перед судом вождя. Половина их сразу же бросилась на поиски исчезнувшего Пророка. Другие четверо остались в лагере, в помощь охраняющим Никки, чтобы сопроводить ее и Серебряного Шипа в Вапаконету.
Но Серебряный Шип задумался, стоит ли им вообще возвращаться в деревню. Он рассудил, что пока Тенскватава на свободе и ясно замышлял месть, нельзя оставлять жену там, где его злобный братец может найти ее. Но и с собой он оставить ее не мог, поскольку собирался следовать за Текумсехом. Итак, оставалось одно, он должен отправить ее домой, в ее собственное время, другого выхода нет. В конце концов, у него сейчас назрело столько неотложных дел, что в ближайшие несколько месяцев он просто не в состоянии будет уделить ей достаточно внимания и оберечь от опасностей.
Жену, конечно, не обрадует такое его решение, это он понимал. Наверняка она не захочет подчиниться ему и гневно будет настаивать на том, чтобы остаться. Но отправить ее домой надо немедленно. И чем скорее он сообщит ей об этом, тем лучше.
Серебряный Шип нашел Никки в вигваме, копошащейся в своей сумочке. Она подняла глаза и с недовольным выражением помахала перед ним несколькими клочками бумаги.
— Смотри, что я у себя нашла. Лотерейные билеты! По закону всемирной подлости именно теперь один из них и выиграет те восемь миллионов долларов, которых мне никогда не получить. Ну, что ты скажешь об этом вшивом счастливом случае! Может, мне стоит переслать их родителям? Тогда, если они действительно выиграют, мама и папа смогут получать эти деньги. — На лице ее явилось уныние. — Среди всей этой суматохи я и забыла, что мы так и не спрятали мое послание. Скажи, скоро ли мы отправимся в путь? Боюсь, мы опоздаем, и папа изведет этот дуб на дрова, пока не зарядили дожди. А другого случая может никогда не представиться.
— В этом нет необходимости, — ровным голосом заговорил он. — Ты сможешь все объяснить им сама.
Лицо ее еще более омрачилось.
— Что? О чем ты говоришь, Торн? Каким образом?
— Я решил отправить тебя домой, Нейаки, решил вернуть в твое время, если, конечно, у меня все получится. Существует несколько способов сделать это. Мы начнем пробовать их немедленно.
Краска отхлынула от ее щек, и несколько секунд она лишь тупо смотрела на него. Чувствовала она себя так, будто ее ударили в грудь кувалдой. И этот холодный, суровый незнакомец — тот самый человек, который несколько часов назад говорил ей о своей безумной любви? А теперь внезапно он ставит ее перед фактом, что хочет отделаться от Нее, отправив обратно домой?
— По… почему? — пробормотала она почти без голоса. — А ты?.. Ты пойдешь со мной, да?
— Нет. Я не могу. Я должен остаться здесь, пока это дело с Текумсехом не придет к своему завершению. Я поклялся погрести его тело и не уйду отсюда до тех пор, пока не исполню своего обещания. А еще я должен помочь матери и сестрам. Я уже говорил тебе, что они сейчас в племени чероки. После твоего рассказа о Дороге Слез я просто обязан забрать их оттуда и увести в безопасное место. Если Текумсеха не заботит их судьба, то я единственный, на чью помощь им остается; рассчитывать. Я должен быть уверен, что им ничто не грозит и что они обеспечены всем необходимым.
— Я понимаю тебя. Любой уважительный сын сделал бы все это для своей матери, но разве это повод, чтобы возвращать меня в мой век? Почему бы мне не остаться здесь и не пойти с тобой? Или не дождаться тебя в Вапаконете? Или… может… А может, я тебе больше не нужна? — предположила она, пытаясь проглотить набегающие слезы. Но слезы достигли глаз и стояли в них как крошечные озерца, готовые вот- вот пролиться. — Это так, Торн? Скажи. Ты потешился мной, и теперь я тебе надоела?
Он упал перед ней на колени, лицо его, утратив суровость, стало теперь лицом просто очень несчастного человека, как и ее, которое он заключили в ладони.
— Не говори так. Ты моя единственная любовь единственная. Сердце мое разрывается в разлуке с тобой, даже когда мы расстаемся ненадолго.
— Тогда… тогда почему? Объясни, почему ты не хочешь идти со мной?
— Я не могу разорваться между Текумсехом и тобой, любовь моя. Не могу… И не допущу, чтобы ты оставалась на тропе опасности дольше, чем это необходимо. Текумсех намерен продолжать свой разрушительный путь. Здесь, на поле боя, в самом центре войны, не место тебе и нашему беби.
Никки кивнула, две крупные слезы скатилось по ее щекам.
— В этом я согласна с тобой, но почему бы мне не возвратиться в Вапаконету и не оставаться там с Черным Копытом и Конах? Месяца через два, думаю, ты исполнишь то, что обещал Текумсеху. Потом заедешь за мной, и мы вместе отправимся искать твою маму. Кстати, я давно уже мечтала познакомиться с ней. Мы проводим их в Техас, куда уже многие ушли. Или в Мехико. Я припоминаю, что индейцы, расположившиеся в тех местах, понесли меньшие потери и жили потом гораздо лучше, чем оставшиеся в Штатах. Мы с тобой тоже можем жить там. Во всяком случае, до тех пор, пока мы вместе.
— Если мои близкие захотят уйти в безопасное место, им предстоит долгий и нелегкий переход. И это дело, Нейаки, я намерен совершить без тебя. Несмотря на то, что мы будем продвигаться медленно, имея запасы провизии, это будет тяжелейшее путешествие, полное всевозможных опасностей. К тому времени, как мы хоть немного продвинемся к цели, ты уже будешь очень тяжелая. Каково-то все это достанется и тебе, и нашему беби? Нет, это слишком трудно, убийственно трудно, я не могу на это согласиться.
— Тогда, Торн, позволь мне остаться с Конах. Я буду ждать тебя столько, сколько понадобится.
Он решительно покачал головой.
— Даже там, боюсь, тебе оставаться далеко не безопасно. Тенскватава может разнюхать, где ты находишься, а, узнав, что я не смогу тебя защитить, ни минуты не колеблясь, попытается совершить по отношению к тебе какое-нибудь злодеяние, и на этот раз его попытка может оказаться удачной. Я не пойду на такой риск. И ты не пойдешь. Мы просто обязаны спасти и сохранить наше дитя.
Никки схватила его за руку, лицо ее исказилось страданием.
— Ты говоришь о риске. А ты не подумал, как рискуем мы с беби? Нам угрожает множество опасностей. Я могу оказаться в другом году, где буду просто нищей, никому не известной, ничего не имеющей женщиной, которой и помочь-то вряд ли кто захочет. И потом, перемещаясь по времени, я могу потерять ребенка. Что, если он существует только здесь? Подумай, что будет со мной, если я, оставив это время и место и переместившись в свой век, обнаружу, что больше не беременна? Да если я сама не погибну в столь фантастическом перемещении, то меня добьет утрата ребенка. Ведь я так хочу этого беби, Торн. Если бы мы все взвесили и сопоставили опасности того и этого исхода, то оказалось бы, что для сохранения нашего сына гораздо благоразумнее оставить меня здесь.
— Если бы мне пришлось выбирать между тобой и нашим сыном, я выбрал бы тебя, любовь моя, Нейаки, — сокрушенно проговорил он. Глаза его отражали всю муку, которую он испытывал. — Я надеюсь… надеюсь и верю, что ты благополучно вернешься к себе домой. Если же останешься здесь все будет грозить тебе опасностью, и Тенскватава — не в последнюю очередь, ибо он способен погубите вас обоих, лишь бы досадить мне.
— А если я откажусь выполнять твое решение? — хмуро спросила она.
— Выбор не за тобой, — сказал он, стараясь хотя бы интонацией голоса смягчить жестокости своих слов.
— Что ты имеешь в виду? Неужели ты можешь вернуть меня в мое время независимо от того, хочу я этого или нет? — спросила она и застыла в ожидании его ответа.
— Думаю, да. В конце концов, разве, призывая тебя сюда, я спрашивал твоего дозволения? Однако любимая, я не хочу, чтобы мы расставались с гневом в сердце, с обидами друг на друга.
— Да, но я вообще не хочу расставаться.
