– Слушай, а ты куда едешь?
Звук этого голоса выводил Женю из себя: как будто из какой-то бочки разносились звуки испорченного магнитофона.
– В Казантип. Навестить любимую атомную станцию.
– Здорово, – заявил парень. – А я – в Болгарию. Виноград собирать.
Женя даже глаза открыла от подобной глупости.
– Ты че, гонишь? Какой тебе там виноград зимой?
Тут ей на ум пришло, что она просто беседует с каким-то приезжим дурачком или наркоманом, который может быть и опасен. Женя присмотрелась повнимательнее к своему навязчивому соседу. Да нет, вроде глаза не мутные и не красные. Ясные такие наивные зенки, как у деревенского ПТУшника. Женя снова отвернулась, решив, что это очередной запущенный случай идиота обыкновенного, а она насмотрелась на них столько, что этот просто не стоит никакого внимания – мелковат.
– Поехали со мной, – продолжал парень. – Там хорошо.
Тепло.
– Я и здесь не мерзну, – ехидно отозвалась Женя.
– А я тебе вот что скажу. Если ты хочешь избавиться от своего сплина, то лучшего способа, как сгонять за кордон ты просто не найдешь. Хочешь пирога?
Не дождавшись ответа от Жени, которая по-прежнему усиленно делала вид, что она спит, парень начал шуршать пакетом. Когда шуршание закончилось, до Жениных ноздрей донесся такой аромат, какого на не ощущала никогда в жизни. Рот ее моментально наполнился слюной, а голова, как радар на ракету, повернулась в сторону, откуда доносился дразнящий запах.
Женя только сейчас осознала, что ничего не ела около суток. Ничего нельзя было поделать – приходилось брать еду из рук неприятного ей во всех отношениях человека.
– Пирог? – решила сперва понабивать себе цену Женя.
– Где взял? У вокзальных теток купил? С собачачьим мясом?
– Не, зачем? Бабушка испекла, с луком и с яйцом.
– Лук? Фу, какая гадость! – челюсти Жени непроизвольно задвигались, автоматически реагируя на нужный раздражитель.
– А ты ела когда-нибудь? – чуть обиженно поинтересовался парень.
– Не-а.
– А ты попробуй, – и румяный бок пирога очутился так близко от Жениного лица, что ничего не оставалось, как раскрыть рот и откусить порядочный кусок.
Прожевав, Женя поняла: теперь она будет питаться исключительно пирогами с луком и яйцом.
– У тебя еще много есть? – осторожно разведала она кредитоспособность нового знакомого.
– Да нормально, – снова широко улыбаясь ответил он.
– Меня, кстати, Илья зовут.
– Илья? Странное имя. Ты иностранец, что ли?
– Да не, это русское имя, только очень старое.
– А, ну да, – согласилась Женя припомнив, что в последнее время называть детей всякими экзотическими именами стало очень модно.
– А тебя как звать? – не отставал Илья.
– Джин, – неохотно ответила Женя.
– Это по-русски как?
– Женя.
Илья промычал что-то вроде «и мне приятно» и продолжал обрабатывать Женю с полным знанием своего дела.
– Решайся! – с жаром проповедовал Илья. – На что похожа твоя нынешняя жизнь? Так, детские игрушки. А жизнь должна быть – вечной борьбой не на жизнь, а на смерть…
– Зачем? – вытирая жир с подбородка поинтересовалась Женя.
На этот вопрос у Ильи не было определенного ответа. Он посмотрел куда-то вдаль и сказал:
– Потому что надо.
Женя пожала плечами, дожевала последний кусок пирога и ответила:
– А по-моему все, что тебе действительно надо – это поехать в свой Урюпинск – или что там – и поискать какого-нибудь подходящего психиатра, охотно вправляющего мозги таким придуркам как ты.
Она бросила на Илью еще один презрительный взгляд и собралась было уходить.
– А ты была на Ибице? – бросил ей вслед наугад Илья.
Услышав магическое название Женя остановилась, как вкопанная. Никто на свете, даже скептическая Жени, не могла без трепета душевного слышать это модное название. Остров был культовым – на нем не только лежали кучи загорающего мяса, на нем оттяжно тусовались ВСЕ СКОЛЬКО-НИБУДЬ СТИЛЬНЫЕ ЛЮДИ.
Женя ну очень сильно хотела стать такой же стильной – в поисках собственного стиля прошла вся ее недолгая жизнь.
Она вошла в неписанные анналы местной истории, как девушка, первая проколовшая себе язык – она сделала это в возрасте трех лет. Но возрастающая популяризация модных достижений сводила на нет все ее усилия: вскоре поголовно все московское население было увешено серьгами по всем, даже самым неожиданным частям тела.
Женя не сдавалась. Она решила пойти в своем нон-конформизме до самого конца, совершив такое, что ее обществом было расценено не иначе, как пощечина. Женя – даже страшно об этом подумать! – наотрез отказалась пользоваться услугами каких бы то ни было электронных средств связи. То есть, как это ни странно, коренная москвичка не имела не то что бы «аси» или «мыла» в «инете», и не то чтобы телефона последней модели. У нее не было даже элементарного пейджера.
Этот факт не только шокировал окружающих. Он их просто сбивал с ног. Снежана Игоревна, тщетно пытавшаяся тайком засунуть Жене хоть плохонький мобильничек в рюкзак дочери, ежевечерне пила валерянку, обнаружив, что Женечка выбросила телефон или пейджер при первых же попытках несчастного устройства произвести хотя бы какой-нибудь звук. Женю пытались даже лечить у психиатра, но тот сказал, что такая реакция совершенно нормальна, чем лишил себя какой-либо клиентуры.
Однако, при всех трудностях социальной адаптации в этом случае, как ни странно, нашелся один плюс: никто никогда не мог побеспокоить Женю, если она сам того не хотела. Она могла пропадать где угодно, с кем угодно и сколько угодно – родители и преподаватели никогда не могли ее обнаружить и пресечь. Этому факту немало дивился Женин сообразительный брат, которого папины головорезы извлекали бывало с самого дна городской ночной жизни, и он никак не мог сообразить, как им это удалось.
И так у Жени было во всем.
А потом еще этот гнусный папа, чье существование отравляло ей всю жизнь и было причиной ее непреходящей депрессии, отказался купить ей путевку на Ибицу в тот момент, когда об этом чудесном местечке только-только начинали говорить. В прошлом году папа вдруг вспомнил о ее желании и подарил дочери злополучную путевку и совершенно не понял юмора, когда его золотце подарила билет на самолет какому-то уроду, встреченному ею на улице.
Когда он поинтересовался, отвечает ли она за свой поступок, Женя сказал, что более глупого вопроса она в жизни не слышала и выпрыгнула из машины. Она не покалечилась: школа рукопашного боя под руководством Маринки не позволило ей совершить подобную глупость. Однако нанесенная ее психике рана была очень глубока и отвратила ее от семейной жизни навсегда.
Теперь же какой-то идиот на каком-то дурацком грязном вокзале спрашивает ее, не бывала ли она на Ибице. Женя медленно повернулась и, сузив зрачки, сквозь зубы процедила:
– Нет, не была. И не собираюсь. Пусть туда ездят всякие идиоты, типа тебя!
– Так вот, – пропустив мимо ушей подчеркнуто агрессивную реплику, совершенно дружелюбно провозгласил Илья. – Я знаю места в сто раз лучшие.
Женины ноги подкосились, она брякнулась на жесткую лавку, совершенно не ощутив ее при этом, и посмотрела на Илью так, словно он был зеленоглазым и широкоплечим гангстером.
– Где? – простонала Женя, подобострастно заглядывая Илье в глаза, словно он занимал ту самую
