ничтожный процент населения. Но поскольку население Нари в несколько раз больше, производить высадку силами в пределах возможностей десантного парка признали нецелесообразным. Вероятно, в штабах возникло опасение, что десантные силы будут выбиты недовольными в период между навигациями. Теперь, после того как Нари двадцать пять лет отдала программе вооружения, промежуточная база уже вряд ли могла помочь успешной высадке, и бесконечная война превратилась в бесконечную глупость. Руководство, естественно, давно было в курсе, но красивый миф о непобедимости армии мешал ей признать свою неудачу. Кроме того, очень уж много средств вложили в войну и много людей потеряли в ней, поэтому никто не хотел взять на себя ответственность признать это бессмысленным.
Планета Нари не вступила в Галактический Союз. Около половины ее жителей были выходцами с Тагирии и имели на ней свои корни. Правительство Нари постоянно потакало частным лицам и общественным объединениям, пытавшимся помочь оружием мятежникам Тагирии. Устав Союза налагал в этой области жесткие ограничения на своих участников и делал невозможным оказание подобной поддержки.
По преданию, на Тагирии никто не собирался жить. Космический ковчег с переселенцами шел к Нари, но задолго до цели начал разрушаться его главный двигатель. Времени до взрыва оставалось совсем немного, и люди высадились на ближайшую поверхность с пригодной для дыхания атмосферой.
Суровая, почти лишенная влаги и растительности, планета сделала жизнь переселенцев очень тяжелой. И неспроста к ней прилепилось такое жесткое название - Тагирия. Вероятно, название планеты и дало имя ее населению.
Это были простые и суровые люди. Основой их жизни стал тяжелый изнурительный труд. Их мужчины не умели плакать. У ханурийских докторов с ними часто возникали проблемы, потому что на вопрос : ,, Больно? ' - они неизменно отвечали : ,, Нет.'
На одной из пьянок полковой замполит так и сказал о тагах: ,,Чурки, не - ци - ли - ви - зованное зверье ', - перед тем, как уронил голову, вниз лицом, на кучу объедков между пустыми стаканами.
Такие пьянки руководство полка устраивало для своих офицеров один раз в месяц, на их же деньги естественно. Хмель развязывал языки и притуплял бдительность. Полковое начальство, как более закаленное в употреблении спиртного, в процессе застолья узнавало многие сугубо личные мысли более неопытных собутыльников.
Это дружеское общение начальников с подчиненными воспринималось последними, в основном, как породнение душ. Но Степ знал цену таким уловкам. Уклониться от пьянок не представлялось возможным. Тогда у руководства возникло бы подозрение в том, что он человек неискренний, и, возможно, даже враждебный. А там и до ,, Геройского задания ' было недалеко. Чтобы казаться простым парнем, приходилось пить наравне со всеми. Обычно, пьянка бывала довольно продолжительной, с семнадцати часов до полуночи. Нику оставался единственный выход - потихоньку отлучаться в туалет для промывания желудка. Если кто-то и замечал, что Степа иногда рвет, то этому не предавали значения, так как случалось с многими и относилось на слабость здоровья. Но за столом он представлялся достаточно пьяным.
Уже много лет Ник следовал одному правилу - никогда не напиваться до пьяна. У него просто не имелось такой возможности. Если Ник перебирал лишку, у него начиналась депрессия, и чем больше он выпивал, тем сильнее портилось настроение. Капитан завидовал тем, кому выпивка приносила облегчение. Когда он напивался, жизнь представала перед ним такой, как она есть - один к одному. В его мозгу рушились стены, которые он долго и старательно строил. Стены из маленьких кирпичиков - из фраз: Этого не было! Я этого не видел!! Я вообще там не был !!! Рушилась его маленькая спасительная ложь, но Нику казалось, что рушится целый мир, и он гибнет под обломками.
В такие моменты капитан испытывал сильное желание - пустить себе пулю в сердце. Не в голову, а именно в сердце, чтобы хоть на мгновение физическая боль заглушила душевную. До сих пор Ник не мог понять, что же останавливало его в такие минуты. Вероятно, причиной являлась постоянная близость оружия, дававшая возможность сделать ЭТО в любую секунду, и не было нужды торопиться.
До конца подъема оставалось уже не много. Колонна все же доползла до семидесятого километра - контрольной точки для доклада. Они безнадежно отставали от графика, и, выслушав Ника, штабная крыса пришла в бешенство, излив при этом, в очередной раз, весь запас своего красноречия. Оставалось только гадать, умеет ли он что-нибудь еще, или в этом все его таланты. Хотя, возможно, он уже овладел волшебным искусством - так проникновенно лизнуть вышестоящую задницу, чтоб аж до души достало... Это совершенно необходимо для успешной штабной карьеры. Если, к тому же, он будет регулярно стучать на своих товарищей, а интуиция подскажет ему не зарываться и не строчить доносов на начальство, продвижение по службе для него обеспечено.
Но штабной офицер конечно знал, что если колонна не дойдет до одиннадцатой базы, а Степа не окажется в живых, то, как на оперативного руководителя, всех собак свешают непосредственно на него.
Пришло время принять срочные меры, и он их принял, вызвав в пункт связи командиров полка и автомобильного батальона.
Еще не поздно было повернуть назад, либо, плюнув на график, ограничиться половиной дневного перегона. Это бы оказалось, вероятно, умнее всего, так как если им и удастся этот подъем, дело шло к тому, что до темноты колонне не одолеть двухсот километров. Но военная машина, развращенная борьбой с слабовооруженным противником, не привыкла поворачивать обратно, хотя, в принципе, этот маневр был ей известен из военной науки.
Первым, как положено, выступил старший по званию - командир Степа. Полковник Нарбу делал свою карьеру не на штабном паркете. Он отлично понимал, что Нику тошно и без этого разговора, но, следуя традиции, метал громы и молнии. Нарбу напомнил капитану о том, что, как командир колонны, он отвечает головой за каждую цистерну. Преувеличение оказалось очевидным. В колонне ехало двадцать цистерн, и невозможно одну и ту же голову оторвать столько раз. Тем более, это было не совсем законно... А если вспомнить, сколько и где он чего потерял, особенно бензовозов, то голов ему, пожалуй, не хватило бы даже сотни.
Полковник Нарбу был неглупый мужик и отлично понимал неуместность накачки. Он просто следовал руководящему принципу : если не можешь или не хочешь помочь - скажи вдохновляющую речь. Среди руководителей было принято считать, что поток оскорблений и угроз вызывает у подчиненных двойное, или даже тройное служебное рвение.
Один из мудрецов древности сказал, что в жизни все имеет свой смысл, но Ник постепенно пришел к выводу, что глупо искать смысл во всем. Однажды ему даже попадалось научное обоснование упомянутой теории одного из великих психологов. Но на деле это выглядело, как плохая морская практика, введенная неумелым капитаном на новом корабле, в результате которой, даже корабельные крысы, охваченные вирусом всеобщей бестолковщины, не успевали вовремя покинуть обреченный трюм.
Полковник уложился всего в пять минут. Потом, на большой разборке, в оправдание своей немногословности Нарбу скажет, что рядом ждал очереди на связь полный энтузиазма командир автомобильного батальона, и он побоялся, что в процессе ожидания тот потеряет свой запал. По выступлению комбата стало ясно, что запала у него вполне бы хватило на двух полковников, и он истово верит в вышеизложенную теорию. Было бы прекрасно, если бы этот пустопорожний словесный гром охладил перегретые моторы хоть на пол градуса.
Степ уже давно привык слушать дурную болтовню, и буря руководящих эмоций действовала на него не сильнее легкого сквозняка, но лейтенанта Арчера это могло вывести из строя на целую неделю. ,, Ну что-ж, - подумал Степ, - этим вечером на одиннадцатой базе придется отпаивать его водкой, чтобы привести в рабочее состояние.' Хорошо, что солдаты не слышали тех выступлений и не узнали, какие дерьмовые у них командиры.
До конца подъема оставалось чуть более километра, но и скорость упала до уровня не воспринимаемого автомобильным спидометром. Уже пришла пора посчитать, что кончиться раньше: время подъема или горючее у прикрывающего вертолета.
Низкая скорость делала их позицию совершенно дохлой. Малая высота машины сопровождения являлась и достоинством, и недостатком. В нее было трудно попасть, но цистерна бензовоза оказалась гораздо выше ее прицельных и обзорных объективов. Гранатометчик, пользуясь неровностями местности, мог стрелять по бензовозам, оставаясь невидимым для охраны. С учетом особенностей баллистики, он мог
