была способна посылать сообщения от имени чужого адресата по Интернету. Скорее всего она даже не знает такого названия. Значит, Мери Энн отпадает.
Как и Марк Ливайн — он зол на Сандерса…
Дон Черри? На секунду Сандерс задумался: вообще-то, такие шуточки вполне в его духе. Хотя нет — в тот единственный раз, когда Сандерс встретился с ним после злополучного понедельника, Дон был настроен весьма недружелюбно.
Итак, не Черри.
Кто же тогда? Он перебрал всех людей в Сиэтле, которые имели административный SYSOP-доступ *: Хантер! Ливайн, Черри. Не длинный список.
Стефани Каплан? Маловероятно: откровенно говоря, она была слишком уж флегматична и не имела достаточно богатого воображения. Да и в компьютерной технике была недостаточно сильна.
А может, это кто-нибудь не из компании? Гэри Босак, например? Может быть, ему стало совестно, что он отвернулся от Сандерса, когда тот попросил о помощи? И Гэри был изворотливый инстинкт хакера — и хакеровскоже чувство юмора.
Это вполне мог бы быть Гэри.
Но Сандерсу это по-прежнему ничего не давало.
Твоя сила — в способности решать технические проблемы…
Он вытащил упакованную в пластик «мерцалку». Для чего понадобилось их так паковать?
Не думай об этом, приказал он себе, не отвлекайся.
Но ведь с дисководами было что-то не так. Если он выяснит, в чем с ними дело, он сможет ответить и на многие другие вопросы…
— Зачем этот пластик?
Что-то, должно быть, не так со сборочной линией.
Точно. Сандерс порылся в своем ящике и, найдя там ДАТ-кассету, засунул ее в считывающий карман.
На экране возникла запись его разговора с Артуром Каном — Кан на одной стороне экрана, Сандерс — на другой.
За спиной Артура была видна ярко освещенная сборочная линия, Кан кашлянул и потер подбородок: «Привет, Том, как ты там?» — «У меня все отлично, Артур». «Ну и хорошо. Жаль, что так получилось с этой реорганизацией…»
Но Сандерс уже не слушал — он смотрел на Кана. Тот стоял так близко к камере, что очертания его лица были размыты. Лицо занимало настолько много места, что закрывало собой большую часть конвейера.
«Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь», — говорил Кан на экране.
Его лицо закрывало конвейер!
Сандерс посидел еще несколько секунд, а затем выключил аппарат.
— Пойдемте вниз, — сказал он.
— Что, есть идея?
— Назовем это соломинкой для утопающего, — объяснил Сандерс.
Выключатель щелкнул, и слепящий свет залил столы Диагностической группы.
— Где это мы? — спросила Фернандес.
— Это место, где проверяют дисководы.
— Те самые дисководы, которые не работают?
— Те самые… Фернандес пожала плечами.
— Боюсь, что я не…
— Я тоже, — успокоил ее Сандерс. — Я не силен в чисто технических вопросах. Я разбираюсь только в людях.
— Ну и что вы здесь можете разобрать? — поинтересовалась Фернандес, обведя взглядом комнату.
— Ничего, — со вздохом признался Сандерс.
— Они закончили?
— Не знаю, — ответил было Сандерс, но тут же понял: да, они закончили — в противном случае Диагностическая группа в полном составе работала бы всю ночь, пытаясь успеть к завтрашнему совещанию, а не сбежала бы на встречу профессиональной ассоциации, прикрыв белыми тряпками столы с разобранными аппаратами.
Проблема была решена.
И все, кроме него, это знали.
Вот почему они раскурочили только три дисковода — не было нужды вскрывать остальные. Они специально просили, чтобы они были запакованы в пластик…
Потому что…
Проколы в пластике…
— Воздух! — воскликнул Сандерс.
— Что?
— Они думали, что дело в воздухе.
— Каком воздухе?
— Заводском.
— Это что, в Малайзии?
— Именно…
— Что, в Малайзии неподходящий воздух?
— Нет, дело в воздухе в цеху.
Он заглянул в раскрытый блокнот, лежавший на столе: он по-прежнему был раскрыт на страничке, на которой было написано «ЧНЕ» и дальше колонка цифр. «ЧНЕ» расшифровывалось как «частицы на единицу» и являлось стандартным параметром чистоты воздуха. Колонка чисел — от двух до одиннадцати — показывала, что дела обстояли из рук вон плохо. Ведь число частиц не должно было превышать максимум единицы. Указанные цифры были совершенно неприемлемы.
Воздух на заводе был загрязнен.
Это значило, что пыль садилась на расщепляющую оптику, на считывающие приспособления, на контакты микросхем…
Он взглянул на фотографии микросхем, закрепленные на доске, и охнул:
— О Господи…
— Что еще?
— Смотрите сами.
— Я ничего такого не вижу…
— Между чипами и платой есть зазор, чипы сидят неплотно.
— А по-моему, все нормально…
— Ничего подобного.
Сандерс повернулся к разобранным дисководам. Даже невооруженным глазом было видно, что чипы были припаяны по-разному: одни сидели плотно, а другие отставали на несколько миллиметров, так что были видны металлические контакты.
— Это никуда не годится, — пояснил Сандерс. — Такого быть не должно.
Все это значило, что чипы ставили как угодно, но только не с помощью специального автомата, как того требовала технология. Иначе один чип нельзя было бы отличить от другого. А раз они были установлены по-разному, то и происходили колебания напряжения и, соответственно, отклонения в работе памяти и прочие случайные погрешности.
Сандерс посмотрел на демонстрационную доску, на список дефектов. На этот раз его внимание привлек пункт:
