— Им всегда несладко…
Как назло, заело контакт в пусковом блоке камеры. Пришлось развинчивать пульт. Возились несколько часов. Я боялся смотреть на бегущую стрелку земного циферблата, на скачущие цифры электронного табло. Там, на шарике, наступало уже лето следующего года.
— Ну все… Счастливо, братцы!
Они помахали руками и задвинули дверь шлюза. Я дождался звонка-сигнала и опять отодвинул дверь. И шагнул в приемный тамбур базы.
База была пуста.
Она совсем была пуста! Безжизненна!
Вполнакала горел плафон — аварийный свет, который оставляют в законсервированных отсеках. Какой-то мусор шелестел на полу.
Я с растущей тоскливой тревогой обошел бункер. Ни души. Ни намека на то, что случилось. Связь была наглухо отключена.
Что же это? Война? Катастрофа?
Я кинулся к выходу. Он был на полном электронном блоке. Я набрал код. Слава Богу, сработало!
Земля встретила меня солнцем, зеленью, блеском моря. По заповеднику бродили беззаботные туристы, на воде пестрели паруса. Я вздохнул с некоторым облегчением. Но ушла лишь малая толика тревоги.
У выхода из заповедника я поймал фаэтон и кинулся домой.
Дома была Карина. Причем не одна. Тут же по-домашнему развалился на диване волосатый крупный мужик в пестрой рубахе.
Карина, стоя посреди комнаты, протирала тряпицей блестящий керамический кувшин. Дальше — все как в дешевой кинодраме.
— Ах!.. — И кувшин об пол.
Слезы, объятия. Но объятия какие-то вялые. И наконец:
— Господи Боже ты мой! Ты живой?!
— А какой же еще? Да в чем дело, черт возьми?
— Но… ведь сообщили же… что «Игла» взорвалась…
— Когда?!
Я разомкнул ее мягкие, словно вареные, руки. Дядька на диване смотрел, приоткрыв рот. Ладно, это потом… Сперва… А что сперва?
«Стоп, стоп, стоп», — велел я себе. Раскрутил в голове календарь.
Февраль… Здесь было явное несовпадение. В это время я, по всем расчетам, еще возился с Конусом. А взрыв произошел позже, когда я был уже в капсуле, а капсула была растянута в Пространстве. Иначе бы я не уцелел… Значит, во время взрыва скрутилась темпоральная петля — последняя горькая шутка межпространственного вакуума… А может, не шутка? Может, отчаянная попытка дядюшки Кона спасти в последний миг хотя бы меня? Почему именно меня?.. Никто никогда ничего не узнает…
В общем, повезло тебе, старик.
А Дону и Рухадзе не повезло…
Нам всем не повезло. Все, ради чего столько работали, исчезло в один миг. Вся жизнь…
Но эта безнадежная мысль в ту минуту ударила меня не очень сильно. Вернее, я не очень болезненно воспринял удар. Наверно, мозг поставил защиту. Потому что слишком уж страшно, слишком безнадежно.
И вообще вся эта тоска, все горе были в тот момент позади другой тревоги, главной.
— А Петька? Он где?
— Он… так сильно плакал тогда… Потом его взял к себе Юджин.
— Они здесь, в Византийске?
— Юджин… он сейчас в Антарктиде. Там какая-то станция… или лаборатория. Ты спроси у Виктора, он все знает. Он сейчас здесь, работает на грузовой космостанции.
— А Петька? С Юджином?
— Он сперва уехал туда, потом вернулся. Трудно там детям… Ну… и вообще… я не знаю…
— Где он?!
— Сперва жил у меня. Потом ушел в интернат… Петенька, я не виновата, я… мы его не обижали, он сам захотел. Все было по-хорошему. Он сперва прибегал почти каждый день. Кота навещал. А потом ему разрешили взять Кыса к себе… Ну и… — Она опять всхлипнула.
Волосатый дядька вдруг встал с дивана. Грузный, с обвисшими руками.
— Я, кажется, врубился в ситуацию. Даже и не знаю… как теперь…
— Мне бы ваши проблемы, — искренне сказал я. — Карина, интернат этот где?
— Да при той самой школе! Небольшой такой, уютный. Для ребятишек, у которых родители в отъезде… Петя, ты прости меня…
— Прощаю… Собери мои вещички, потом зайду.
— Петя, я же… Постой! Ребята сейчас все равно в загородном лагере!
Но я кинулся к школе. Там было пусто, лишь дежурила бестолковая девица-практикантка. Она подтвердила, что ребята в лагере, но как связаться с ними — не знала. Я выяснил это в справочном, связался сам. Из лагеря ответили, что все дети в шлюпочном походе, вернутся к вечеру.
Значит, еще несколько часов Петька будет думать, что я мертв!
Но что было делать?
Я позвонил на грузовую космостанцию, спросил о Викторе. Его быстро отыскали. Он увидел меня на экране, охнул, отвесил губу. Но быстро пришел в себя.
— Питвик, приезжайте сюда! По связи все не объяснишь.
Мы встретились в комнате отдыха диспетчеров. Виктор даже пощупал меня: правда ли это я?
— Повезло вам, Питвик. Глазам не верю.
— Как это все случилось?
— Ну, как… Сработали датчики, компьютеры проанализировали событие: взрыв в Пространстве. Аннигиляция…
— Но этого не могло быть! Это исключено!
— Ничего полностью не исключено, — похоронно ответил он. — Что мы знаем о межпространственном вакууме?..
И я вспомнил похожие слова Конуса.
Бедняга Конус. Бедняги Дон и Рухадзе. Коля и Владик… А может, им даже легче, чем Юджину, мне, Мите Горскому. И Виктору…
— Горский вместе с Юджином? — спросил я его.
— Да. Все там, кроме меня… Я, по правде говоря, решил, что все, крышка этому делу. А они пытаются еще что-то спасти. Хотя бы теоретическую часть. Сохранить схемы для будущего. Кое-что восстанавливают… Для нового Конуса. Но его теперь не построить и через полсотни лет.
— Ну почему же…
— Правительство прекратило выплаты и законсервировало базу.
— А там, в Антарктиде?
— Там автономные лаборатории Международного общества межпространственных проблем. Дали ребятам участок. Но мощности-то мизерные…
— Виктор, можно отсюда связаться с ними? — С ними сейчас ниоткуда нельзя связаться. Они под землей, там темпоральная автономия и магнитная блокада — для отладки микромодели Конуса. Следующий сеанс связи только через две недели… И если даже прилетишь к ним, вниз все равно не пустят, режим… Пит, а Карину-то видел?
— Видел…
— Ну… и что?
— А что «что»? И в этом ли сейчас дело… Он вздохнул, будто виноват был.
