Тоня была ошарашена. Правда, она не так уж и часто виделась с Костей, но тогда, когда виделась, не слышала от него подобных откровений. Она думала, что он просто балаболка и человек, не слишком задумывающийся о жизни. Сколько же можно учиться, и все без особых результатов! Этак по жизни будешь все время проходить мимо по-настоящему нужных тебе людей, не понимая их и потому не принимая...
– Тошка, а ты, – спросила ее как-то сразу будто пришедшая в себя Надя, – ты тоже ощущала себя бегуном?
– Нет, – как бы удивляясь про себя, покачала головой Тоня, – я ощущала себя скорее борцом, который боролся с противником, вдвое превышавшим меня по весовой категории. Понятное дело, он в конце концов меня и задавил, и я лежала в стороне от татами и могла только вращать глазами, не в силах что-то сказать. А потом собралась с духом и выползла из спортивного зала на свежий воздух.
– Вы оба как поэты, – с уважением заключила Надя, – и, надо сказать, я чувствую себя так, словно вы по сравнению со мной намного чище и мудрее... Кстати, Костя, ты видел ее парк деревянных скульптур?
– Видел. Как и будущий бассейн, – говорил он, между тем уплетая тонко нарезанное сало, которое Тоня, с подачи все той же Маши – у нее она училась хозяйствовать, – покупала на другом конце поселка у бабы Веры. Та хоть и давно приехала из Украины, пожалуй, лет тридцать назад, а сало солила все по тем же украинским технологиям, после чего оно просто таяло во рту. – Между прочим, Титова, ты мне подала идею – я тоже вырою бассейн, но без этих твоих выкрутасов – мозаики-хренаики... Плиткой его выложу, и все дела. А вот о чем ты даже не подумала, так это о том, как ты воду будешь менять. А если не менять, то в скором времени все твои дельфины мхом покроются!
– Каким мхом? Откуда мох в воде-то?
– Ну не мхом, так тиной, или чем там водоемы зарастают... Но если ты будешь кормить меня салом и поить шовгеновским виски, я, пожалуй, и тебе все сделаю в лучшем виде.
– Бассейн! – вдруг презрительно проговорила Надя. – Разве это настоящий бассейн? Так, забавы нищих. Да вы хоть представляете себе, сколько стоит хороший бассейн?!
Тоня ахнула про себя: кажется, подруга только что извинялась за свои слова. Что же это ее так раздирает? То ли злость, то ли зависть. Такое впечатление, что откуда-то снизу ее души все время поднимается грязь, и как Надя ни закрывает крышку, она все равно выбрызгивается наружу. Вот только Костя чувствовал себя достаточно спокойно, чтобы снисходительно наблюдать за расходившейся Надей.
– Нищих? – насмешливо повторил он. – Иными словами, надо понимать, ты богата?
– Да уж не бедная. Ваш несчастный поселок могу купить с потрохами!
Тоне стало стыдно за нее.
– Перестань, Надежда! А то я буду вынуждена...
– Что, выгнать меня из своего дома?
– Нет, всего лишь рассказать Косте,
Надя побледнела, несмотря даже на немалое количество принятого алкоголя.
– Простите меня, – быстро заговорила она, – сама не знаю, что это на меня вдруг нашло!
– Но не судите слишком строго: война, волнения, дорога... – улыбнулась Тоня.
Она вдруг поняла, что это довольно приятно – иметь против зарвавшегося человека оружие, которое в момент превращает его в ручную зверушку. Потому она себя одернула: не будь злыдней!
– Издалека, значит, к нам ехали? – поинтересовался Костя, забыв про брудершафт. Как и про Надины рассуждения насчет мужа-американца.
– Скажем так: пришлось преодолеть не одну тысячу километров.
Надя же свой рассказ помнила и теперь всматривалась в лицо Кости: это что, он так шутит?
– Ну вот, а я и не знал. Думал, может, километров двести, не больше...
Что же он в самом деле, не знает, где Америка? Тоня решила, что он нарочно дразнит Надежду.
– ...Так что это вы меня извините. Некстати заявился. Представляю, подруги долго не виделись, а тут чужой человек. Простите мужика сермяжного, необразованного, не проинтуичил. Вам надо отдохнуть с дороги... У нас ведь еще будет время для общения?
– Конечно, – охотно подтвердила Надя, – я здесь надолго.
Костя обратил взгляд на Тоню:
– Проводи меня, Титова, до калитки, не то твой зверь отгрызет у меня что-нибудь жизненно важное. Женщины Раздольного тебе вряд ли спасибо скажут.
Он с сожалением окинул взглядом стол, на котором осталось еще несколько кусочков нарезанного сала.
У двери в кухню Тоня задержалась, сказав:
– Минуточку!
И вскоре сунула в руку Кости завернутый в салфетку кусок сала.
– Я его у бабы Веры покупаю.
– Чередниченко? – удивился он. – А я, видимо, как раз ее сало вижу на столах у других, да все забываю спросить, где они его достают... Спасибо, Титова! Ты уж извини, что я тебя не по имени-отчеству. Все забываю.
– Антонина Сергеевна, – спокойно ответила она. Не иначе как в сотый раз.
– Но Титова – все-таки полегче запомнить. Так вот, я не привык в долгу оставаться. Следующий деликатес – за мной! Мы – люди Ноева ковчега...
– Чего-чего? – насмешливо переспросила Тоня. – В том смысле, что предложенное Надей слово «землячество» тебе не очень нравится?
– То есть я хочу сказать, мы – граждане, оторванные от большой земли, должны держаться друг друга.
– Томящиеся среди аборигенов Северного Кавказа, – пошутила Тоня. – Хорошо, я об этом подумаю, хотя за тебя можно быть спокойной – тебе есть за кого держаться!
– Титова, я сказал, не за кого, а кого держаться. А ты все об одном и том же! Это от того, что ты не тех держишься. Ну да что с тебя взять, глупая ты женщина!
Он хмыкнул и скрылся в ночи, наслаждаясь нешуточным смущением Тони.
Вообще они стали поддевать друг друга, едва увиделись. Костя первым делом попытался забросить удочку:
– Антонина, мы с тобой оба – жертвы жестокого внешнего мира, а если рассматривать поселок Раздольный как совмещенный женско-мужской монастырь, то мы с тобой – два монаха, ушедшие от мирской суеты...
– Во-первых, для вас я Антонина Сергеевна. – Она тогда жутко рассердилась на этот его фривольный тон и попытку приобнять ее при всех, как он обычно делал с другими женщинами. При том, что они даже не были знакомы. – Можно звать по фамилии – Титова, а во-вторых...
– Все ясно, – нарочито заторопился он, – можете не продолжать, для меня вполне хватит во-первых. Предпочитаю не утруждать себя лишними знаниями. Во многих знаниях есть многие печали, как говорят у нас в монастыре. Вы, видимо, учительница младших классов?
– Почему? – удивилась Тоня, с ходу плюхаясь в расставленную им ловушку.
– Привыкли учить детей, вот и на взрослых переносите свои методы. А со взрослыми нужно устанавливать совсем другие отношения. Особенно здесь, в горах, вдалеке от большой цивилизации... Мы здесь, знаете ли, живем без особых церемоний: без лишнего выканья, без отдельных ножей для рыбы и для десерта, устрицы расковыриваем руками.
– Какие устрицы?
– Какие попадутся!
Мужчины, стоявшие тогда рядом с ним, обидно расхохотались.
Она и сама не понимала, почему вдруг встретила его в штыки. Настроение было не то? Так это вовсе не причина отвязываться на мужика. Гордость, вот что он задел! Костя поставил ее в один ряд со всеми остальными женщинами, а кому нравится стоять в ряду? Если ты не в армии, конечно.
Может, ей показалось, будто он ставит ее в ряд? И почему она запрезирала вдруг женщин в этом Костином ряду?
С той поры он нарочито обходил ее стороной. Правда, пару раз зашел к ней в гости. В первый – под
