внезапностью, которая его удивила, она схватила с прикроватной тумбочки бутылку и швырнула ее в зеркало. Оно разлетелось на сотни мельчайших осколков, дождем хлынувших на пол. Анжелина повернулась к Чарли так резко, что подол и шлейф платья закружились от этого движения. Бурые пятна крови покрывали белый атлас корсажа; пятна такого же цвета покрывали ее бледное лицо.
– Да, – выкрикнула она, – я почувствовала облегчение. Он же ранил вас, и я хотела его за это убить... – Ее грудь вздымалась от волнения, глаза сверкали от стоявших в них слез. – ...Боже, что же со мной случилось? Ради вас я хотела убить живое существо. Когда же все это прекратится? Я уже перестала себя узнавать!
Чарли сел и протянул к ней руку, но Анжелина отдернула свою, спрятав ее за спину. Она поглядела на него как на незнакомца, повернулась и выбежала из комнаты, не сказав ни слова и не притронувшись к нему.
Анжелине удавалось избегать встречи и стычек с отцом, так как она пряталась от него на чердаке. Она понимала, что это не свидетельствовало о ее мужестве, но сейчас это ее не беспокоило. Из окна она увидела, как под его присмотром Мэтью и Марк усаживали Хуана в фургон. Хуан сам добрался до приготовленной для него внутри фургона постели, и братья увезли его в темноту ночи.
Несмотря на рану Чарли, Анжелина собиралась на рассвете увезти его с гасиенды. Теперь, когда почти все в округе знали правду о том, что ее муж преступник, находящийся в розыске, да еще, что за его голову назначена крупная награда, ему не удалось бы и дня прожить на гасиенде Рейесов.
Анжелина вздохнула и отошла от окна. Она плакала так долго и мучительно, что глаза распухли и болели от слез. Она смертельно устала – и душой, и телом, – но ни слезы, ни гнев не могли ничего поправить.
Она не справилась с испытанием, которое ниспослал ей Господь. И она любит Чарли так, как только женщина может любить мужчину.
Когда Анжелина увидела его лежащим на земле и испугалась, что он умер, на нее вдруг обрушилось осознание истины – она поняла, что любит его и всегда будет любить.
Обратного пути не будет... И именно поэтому добрая женщина настаивала, чтобы Анжелина как следует подумала над силой своей веры, прежде чем вступит в послушничество. Она хотела, чтобы все сестры были уверены, что монастырь – это их призвание.
И хотя Анжелина по-прежнему любила Бога, часть ее сердца отныне принадлежала Чарли. Она могла бы отрицать свою любовь и следовать первоначальному призванию, но имеет ли она право стать невестой Христовой, если все ее помыслы обращены к тому, чтобы до конца дней своих оставаться с Чарли?
Если б только с нею рядом оказался кто-нибудь, с кем она могла бы поделиться своими сомнениями. Ее ангел после последнего появления настойчиво молчал, мать почти всегда была бесполезной, если дело пахнет конфликтом. А Чарли... Ну, такие вещи с ним обсуждать просто нельзя. Да, он женился на ней. Но это совсем не означало, что он ее любит или хочет, чтобы она оставалась его женой. Как утверждает отец, Чарли женился на ней лишь потому, что Мигель предложил ему деньги. Анжелина и сама чувствовала, что Чарли женился не по любви. Из его рассказов о своей прошлой жизни она поняла одно – что он едва ли полностью осознавал значение этого слова.
Анжелина прижалась головой к оконному стеклу. Гладкая и прохладная поверхность немного успокоила ее горячий, наполненный тупой болью лоб.
Ангел сказал ей, что она должна найти свой правильный путь, выяснить все о Чарли, чтобы понять его. И только тогда она станет полезной ему.
Может быть, именно любви не хватало ему все эти годы? Может ли ее любовь спасти Чарли, увести его с пути саморазрушения? Если это так, тогда ей следует остаться с ним и стать его женой по-настоящему, во всех отношениях и навсегда. От этой мысли искра радости растопила ее отчаяние и она, подняв голову и наморщив лоб, сосредоточенно задумалась.
Не это ли имел в виду ангел, когда говорил о том, что ей надо стать полезной и достойной? Достойной не того, чтобы быть монашенкой, а того, чтобы быть женой Чарли. Способной остановить его, заставить свернуть с пути разрушения и встать на путь жизни, которой ему можно было бы только гордиться.
Анжелина упала на колени и молитвенно сложила руки:
– Santo Dios, подай мне знак, права я или нет. Способна ли моя любовь спасти его? Что мне для этого надо сделать? Или мне надо побороть это чувство, отказаться от него и вернуться в монастырь? Я была такой самонадеянной, такой уверенной в том, что предназначена лишь для служения церкви, что не понимала ничего остального. Помоги мне. Помоги мне познать истину...
На чердаке было спокойно и тихо, только эхо ее голоса затихало в темноте. Анжелина напряженно вслушивалась, надеясь получить хоть малейший намек на ответ. Несколько мгновений спустя она в изнеможении опустилась на пол и почти немедленно заснула.
И ей явился ангел.
– Слава Богу, – вздохнула она. – Я так отчаянно в тебе нуждалась, и вот ты пришел.
– Успокойся и прогони свои страхи, дитя. Ты избрала верный путь. Ты никогда не предназначалась только для церкви. Для каждого есть половина. Для тебя есть Чарли Колтрейн. Узы брака священны, ибо священна клятва, которую вы оба дали. Чти свою.
– Я буду чтить ее. Но зачем ты показывал мне монастырь? И зачем ты заставил меня думать, что я должна туда уйти?
– Ты должна была так поступить. Твое путешествие с сестрами было только частью Божьего предначертания. Разве ты встретила бы Чарли, если б не ушла в монастырь?
– Думаю, что не встретила бы. Я бы вышла замуж не за того человека.
– Совершенно верно, у Бога есть предначертанное для каждого из Его детей. Твоя клятва верности
