— А почему в моем ящике?
— Потому что моего в этом доме ничего нет — ни комнаты, ни кровати, ни ящика. Везде твои и Пашкины тряпки. По всему дому его игрушки. Он с улицы прямо в грязных ботинках бежит в комнату, и я живу в свинарнике!
Света молча подошла к шкафу, отстранила сестру и достала запечатанные колготки:
— Держи…
Катерина посмотрела на упаковку — колготки были самые дешевые, из тех, которые можно надеть под брюки или сапоги, но никак не с изящными модельными лодочками.
— Я такую дрянь не ношу! — Она с презрением посмотрела на сестру. — Подари их школьной уборщице на Восьмое марта! Или сама на праздник напялишь? Посмотри, в кого ты превратилась! И что удивляться, что у тебя мужик сначала запил, а потом и вовсе свалил?! Да он еще долго продержался… Его небось с первого дня от тебя тошнило. Каша манная!
Это было самое обидное детское прозвище, которое пустила по двору бойкая младшая сестра. Света умела многое прощать Катерине, но тут ее терпению пришел конец. От незаслуженной обиды к глазам подкатили слезы, в горле встал комок, она развернулась и выбежала из комнаты.
Катерина, клокоча от бешенства, натянула брюки, набросила на плечи пиджак и начала запихивать в изящную маленькую сумочку объемистую косметичку. «Накрашусь на работе. Не могу больше в этом дурдоме находиться!»
«Не могу. Не могу их видеть!»
Катерина почти бежала к остановке под моросящим дождем. Зонт она забыла, но возвращаться домой было решительно невозможно. Ей казалось, что если она сейчас увидит лица дорогих родственников, то просто взорвется.
«Куда деваться? Я не могу с ними жить. Эти вечные обсуждения хозяйственных забот — что купить, что сварить… Живут, чтобы есть, животные! Считают каждую копейку». Вчера Светка увидела, какая у Катерины тушь для ресниц… Чуть в обморок не упала. Сама до сих пор самым дешевым карандашом глаза подводит. Пашка этот сопливый. Они с ним носятся, как дуры с писаной торбой, так он совсем одурел: чуть что — истерики взялся закатывать. Слова ему не скажи. Катерина смотрела телевизор, а он взялся тут же в войну играть, наставил солдатиков, сражение устроил. Пиф-паф, ой-ой-ой… Она раз ему сказала, чтоб шел в свою комнату, другой сказала. Будто не слышит. Ну и отвесила племянничку подзатыльник. Такой вой поднялся…
Нет, надо срочно что-то придумывать.
Через неделю — каникулы в школе.
Свобода, отъезд в деревню, где от бабушки остался дом на пригорке, рядом лес и речка. Счастье! Пашка будет целые дни носиться по улицам, воевать с зарослями лопухов почти с него ростом. Палку наперевес — и пошел крушить супостатов. У него это последнее лето перед школой — хорошо бы на юг съездить, да где денег взять? Так что придется ему обойтись местной речкой с неблагозвучным названием Пра. А сама Света будет возиться в огороде, варить варенье, солить огурцы и много-много гулять.
«С па-а-дружками по ягоды ходить…» — тихо промурлыкала себе под нос Светлана, поливая цветы на подоконнике в школьной библиотеке. Она полюбила свою работу. Стыдно признаться, но все свободное от «работы с читателями» и написания всяческих отчетов время она с упоением читала детскую классику. Эта ее любовь имела обыкновение передаваться всем вокруг.
Главным образом, разумеется, Павлушке. Она приносила ему старые издания, которые когда-то читала сама, — с великолепными картинками, ярким шрифтом. Он замирал над подарочными фолиантами с «Русланом и Людмилой», с восторгом слушал о «Необыкновенных приключениях Карика и Вали», не замечая, как в его голове оказывается громадное количество сведений по ботанике и зоологии. Но не только родной сын заразился любовью к книгам от тихой школьной библиотекарши. Уже десятка полтора ребят из разных классов раз, а то и два в неделю прибегали на переменке в библиотеку, чтобы поменять книжку. А те, кто приходил после уроков, отправлялись бродить между стеллажами, перебирая книги. Света не любила разговоров о том, что современные дети ничего не читают.
Она старалась быть в курсе новинок — от Шрека до Гарри Поттера, своими силами освоила компьютер и всегда старалась заказывать для библиотеки современные книжки. Надо сказать, что в этом директриса ее поддерживала. Той хотелось, чтобы все в школе было супер-пупер — даже библиотека. Так что, подавая заявки на гранты, переписываясь с разными фондами и издательствами, Светлана смогла обеспечить библиотеку вполне приличными новыми поступлениями. Лучшие энциклопедии, обучающие программы — все это нельзя было получить домой, так что после уроков всегда находился кто-то, желающий провести в Светланиных апартаментах часок-другой.
— Здравствуйте!
На пороге стояла Анечка, одна из таких постоянных посетительниц. Девочка выглядела младше всех в своем девятом «Б» классе. Собственно, так оно и было. Кроху отдали в школу, когда ей едва исполнилось шесть лет, — так она рвалась к учебе. С четырех лет умела читать и писать, обожала книги про животных, а с восьмого класса стала искать литературу по психологии и философии, которой, понятно, в школьной библиотеке не было. Сюда она забредала по старой памяти — полистать подшивки старых журналов, посмотреть новинки. Одноклассники ее любили, но девчонка сторонилась шумных компаний. Говорила, что в художественной школе у нее есть одна любимая подруга. В последнее время она заходила в школьную библиотеку довольно часто — похоже, ей нравилось общаться со Светланой.
— Привет, Анна. Каникулы со дня на день, а тебя все к книжкам тянет! Не надоели за год?
— Учебники — во где у меня! — Аня провела себе по шее ребром ладони. — Но то учебники. А что- нибудь хорошее почитать я всегда рада.
— Да у меня новенького-то ничего нет, а все старое ты уже видела.
— Я знаю. Слушай, спросить хотела: может быть, вы мне что-нибудь посоветуете почитать на каникулах?
— Да ты уже лучше меня в литературе разбираешься. Что я тебе посоветую? Сходи в областную библиотеку, с родителями посоветуйся…
— Не с кем мне советоваться…
Аня тяжело вздохнула и прошла к дальним книжным шкафам. Светлана вернулась к своим цветам и забыла про девочку. Уже убрав лейку и собираясь сесть за стол поработать, она вспомнила про горшок с «денежным деревом», который стоял в самом дальнем углу комнаты. Даже это неприхотливое растение грозило вот-вот зачахнуть, потому что Светлана вспоминала про него не чаще раза в месяц. Она снова набрала воды и пошла к бедняге. Возле шкафа стояла Аня, опершись о него плечом. По ее лицу текли слезы. Света испугалась не на шутку — такое взрослое горе было написано на совсем еще детском лице.
— Анечка, что случилось?
— Оля, ты скоро домой пойдешь? — Светлана робко заглянула в учительскую. Она терпеть не могла лишний раз попадаться на глаза коллегам. С воцарением в их школе Надежды Александровны школьный коллектив, и прежде не самый дружный на свете, стал окончательно походить на классический террариум единомышленников. Подавляющее большинство училок приняли новые правила игры: приходили в восторг, слушая начальницу, и негодовали, встречаясь с «козлами отпущения». В число последних попала Ольга — учительница математики и информатики и Светланина единственная приятельница. Ольгу «съесть» было непросто — лучшая учительница в школе, она единственная готовила победителей городских и областных олимпиад, неоднократно побеждала в разнообразных педагогических конкурсах и официально была признана «звездой».
Стало ясно, что еще год-два — и ее обязательно пригласят в лицей или гимназию, но и теперь желающие «порепетироваться» у нее выстраивались в очередь. Самодурство нового руководства Ольга терпела лишь постольку, поскольку у нее был маленький ребенок, и пока она не могла целиком посвятить себя карьере. Ее устраивало, что школа в двух шагах от дома, завучи составляют расписание с учетом ее интересов, а ученики обожают свою математичку. На Надежду Александровну она демонстративно плевала.
