Катя грустно вздохнула и отвернулась к стене, стараясь справиться с подступившими рыданиями.
— Катюша, бедная ты моя… — Лена гладила подругу по узкой вздрагивающей спине, у нее самой уже начинало щипать глаза.
— Леночка, у меня такая беда… Не знаю, как сказать Сереже. Он не выдержит. Он так ждал этого ребеночка…
— А ты все-таки забеременела? Ведь ты, кажется, не собиралась. Я думала, у тебя какие-то гинекологические проблемы. Объясни толком, с чем тебя положили в больницу?
— Понимаешь, у меня была задержка. И тошнило по утрам, и голова кружилась. Я была уверена, что забеременела, сказала об этом Сережке. Он так обрадовался — я себе даже представить не могла… Мы сходили к его родителям, он все время говорил, что нам надо купить для малыша, как квартиру переделать или поменять на большую.
— Слушай, может быть, я что-то путаю. Мне помнится, ты говорила, что имитируешь беременность. А рожать не будешь ни за что.
— Да, говорила, глупая была. Не знала сама, что уже залетела. А потом, когда поняла, испугалась — как я могла так говорить… Вот бог меня и наказал…
— Чем наказал?! Кать, да объясни же наконец: что произошло?
— Выкидыш у меня случился… А врач говорит, что беременности никакой не было. Откуда он может знать — была или нет?
— А какая теперь, в конце концов, разница — была или не было? Подлечишься, проверишься как следует и забеременеешь!
— А если Сережа узнает, что беременности не было?! Плакала тогда наша свадьба. Я столько времени этого добивалась. Как дура выплясывала перед ним, с родителями его сюсюкала. Ой, какие пирожки, ой, какая книжка! Ой, какой у вас сыночек замечательный, ой, как я его обожаю.
Подруги были в палате одни, и Катерина разошлась не на шутку. От роли невинной мученицы и страдалицы не осталось и следа. Она сидела на больничной кровати по-турецки. Ее глаза метали молнии, последние слова она почти выкрикивала. Лена смотрела на нее во все глаза… Но тут она перевела взгляд на дверь и невольно вскрикнула. В проеме стоял мужчина, который разглядывал Катерину будто диковинное животное.
Катя обернулась. Она мгновенно все поняла — деньги уже не понадобятся. Не имеет значения, что именно врач скажет Сергею. После того, что Сережа услышал сегодня, назад дороги нет. Неожиданно ей стало жутко смешно. Вспомнился старый анекдот: приходит еврей домой и застает свою жену в постели с любовником. «Сара!!!» Она садится на кровати, вздыхает и грустно говорит: «Ну вот, опять. Упреки, подозрения…»
Сергей всегда умел отвлекаться от любых переживаний на какое-нибудь дело. Особенно помогали самые простые манипуляции — пылесосить, чистить картошку, выбивать ковер. За годы одинокой жизни он привык содержать свой дом в порядке, более-менее устраивать быт, что-то готовить. Но сегодня обычный способ не помогал — ведь нужно было собрать и упаковать Катины вещи, и это никак не способствовало отвлечению от мыслей о Кате…
Выяснялось, что она пустила в его квартире сильные корни. Везде: в кухне, ванной, спальне и гостиной — на каждом шагу попадались ее вещи. Зубная щетка, гель для душа, расческа, пачка прокладок, полотенца, многочисленные баночки с кремами и лосьонами — в ванной он застрял особенно надолго. Складывая всю эту ерунду, необходимую женщине больше, чем вода и воздух, в шуршащий пакет, он прощался со своими мечтами об уютном семейном доме… Нет, лучше жить одному, изредка заводя короткие, ни к чему не обязывающие интрижки. Так честнее — люди сразу знают, что на короткое время их объединила постель, никто не строит никаких планов, не питает иллюзий о светлом будущем. Немного физиологии, короткое удовольствие, опустошенность, которая проходит — и не остается никакого следа. Никаких баночек в его ванной и шелковых алых трусиков в его шкафу. Он соберет все — даже пачка начатых салфеток не должна напоминать ему о том времени, когда Катерина заполнила его жизнь, заставила мечтать и надеяться.
Надежда… Маленький сын у него на руках — крошечный комок новой жизни, который будет расти, познавать мир, радоваться и огорчаться. Будет делать первые шаги, вцепившись пухлыми ручками в сильный папин палец. Откроет книжки, которые сохранила Сережина мама с самого раннего его детства. Будет показывать картинку, где нарисована собачка, и радостно восклицать: «Гав-гав!» Нет, все пустое… Не было и не будет никакого мальчика. И книжки с картинками тридцатилетней давности так и останутся пылиться на антресолях родительской квартиры.
Катерина раздвигала старое кресло-кровать в проходной комнате родной квартиры — в спальне после развода прочно обосновались Светлана с Павликом. Ей предстояло спать в одной комнате с мамой, слушать по ночам скрипение старого дивана и вздохи пожилой женщины, страдающей бессонницей. А по утрам нужно будет занимать очередь в совмещенный санузел, где Пашка уже привык, сидя на унитазе, играть прищепками и зубными щетками. И с надеждами бросить постылую работу секретарши в убогой конторе предстоит расстаться. Опять надо будет считать копейки и экономить изо всех сил, чтобы покупать себе приличные колготки и обувь. Катя не собиралась сдаваться.
Безусловно, какое-то время уйдет на то, чтобы прийти в себя, восстановить форму, зализать раны и почистить перышки. Да и горечь разочарования уйдет не сразу — она настолько была уверена в том, что ее ждет скорая свадьба и безбедная жизнь домохозяйки, что снова тащить лямку работающей одинокой женщины в состоянии свободного поиска будет непросто. Но вот что странно — о Сереже, которого она практически считала своим мужем, Катя почти не вспоминала. Его роль была сугубо функциональной. Она готова была терпеть его присутствие и соблюдать приличия, но не более того. Этот избалованный маменькин сынок так и не пробудил в ней никаких чувств… Оно и лучше. А то пришлось бы еще страдать, мучиться…
Катя залезла под одеяло и закрыла глаза. «Только бы никто не лез с вопросами… Пусть сами догадываются, почему я снова здесь. Да, мать, наверное, сейчас на кухне плачет — старшая дочка с мужем развелась, сына одна растит на грошовую зарплату, и у младшей сорвалась намеченная свадьба… Нет девкам счастья в жизни…»
Катерина не ошиблась — Ольга Ивановна сидела за кухонным столом. Перед ней стояли чашка с давно остывшим чаем и блюдечко с вареньем. По усталому лицу пожилой женщины текли слезы. Ее материнское сердце разрывалось от боли. Едва увидев на пороге бледную и злую Катерину с огромными пакетами и сумками, хмурым взглядом и плотно сжатыми губами, она поняла, что и у младшей дочери в ближайшее время не будет никакой свадьбы.
Она собралась было уже разохаться, запричитать, начать выспрашивать подробности, но осеклась — Катин взгляд резанул ее, как нож. И непонятно — беременна дочка или нет?.. Вроде когда на дачу ездили, ее тошнило, голова кружилась… Потом срочно в больницу легла, но уже через день ушла из гинекологии, матери ничего не объяснила. А теперь вот дома. Надолго? Если насовсем, трудно всем придется. Со Светой и Павлушкой они уже сжились, друг друга понимают, жалеют. А Катька с детства эгоистка. Когда Света у Аркадия жила, у Катерины хоть своя комната имелась, а теперь надо будет с матерью в одной, проходной…
Катерина опаздывала на работу. Она никак не могла привыкнуть, что живет теперь на окраине и выходить из дому ей надо в половине восьмого. У Сережи в это время она только начинала тянуться в постели. Ежедневные сборы стали настоящим кошмаром. Катя фурией носилась по дому, теряя то одно, то другое, обнаруживая, что в совмещенном санузле плотно обосновался племянник; чайник, который она поставила на плиту, оказался пустым, растворимый кофе кончился, колготки порвались, а запасной пары в доме нет.
Светлана вошла в свою комнату и обнаружила сестру, яростно копающуюся в ее шкафу.
— Кать, что ты там ищешь?
— Колготки.
