Пока Оливия вручала Луи свое пальто, Мел обвела взглядом пышные фрески, роспись, огромные канделябры, золоченые гирлянды и грандиозный вид на парк. Говорят, что в «Ритц» самый прекрасный в Европе обеденный зал, и кто станет оспаривать это? Мел не смогла бы придумать более удачной декорации для того, что предстояло ей.
– Мелани, здравствуй, дорогая! – Оливия одарила Мел улыбкой, полной настолько нетипичной для нее любезности, что эта улыбка едва не бросила Мел на растительный орнамент стены. – Что ты хотела бы заказать?
Мел была воспитана на убеждении, что, когда заказывают обед в ресторане, личные вкусы играют последнюю роль, а первую играет твое положение на общественной лестнице. Если ты выберешь дорогие блюда, ты рискуешь показаться жадной, если дешевые – прослыть человеком с низким вкусом. Неписаные правила хорошего тона диктуют всегда придерживаться золотой середины.
Ну да сегодня плевать на правила. Она поискала в меню самые дорогие блюда. Вот.
Избегая встречаться глазами с Оливией, она обратилась прямо к официанту:
– Спасибо, Луи, я возьму икру и омара.
Слабый сдавленный звук показал, что шампанское у Оливии попало не в то горло. Официант обратился к ней:
– А вы, мадам?
– Спасибо, Луи, закуску я пропускаю. Небольшой кусок поджаренного палтуса, как обычно.
Официант удалился.
– Скажи мне, Оливия, у тебя есть хоть
Оливия доверительно пододвинулась к Мел. Возможно, сейчас наступил момент, когда она признается в том, что она лесбиянка, кокаинистка или страдает манией делать покупки.
– Дело в том, – Оливия понизила голос и огляделась по сторонам, – что я неравнодушна к пресным бисквитам.
– Не может этого быть!
– Да, – голос Оливии звучал так, словно она делилась каким-то страшным секретом, – в каждом из них по восемнадцать калорий, так что это будет только триста шестьдесят калорий, если ты съешь всю пачку.
От изумления Мел не могла сдвинуться с места. Кому, кроме Оливии, могло прийти в голову съесть целую пачку пресных бисквитов?
Мел бросила взгляд на часы. Четверть второго, и, по ее расчетам, Оливия вряд ли доберется до сути дела раньше двух. Мел была частым посетителем ресторанов и знала обычаи. Деловые обеды влиятельных людей следуют по раз и навсегда заведенному распорядку, нарушать который опасно. Сначала аперитив и сплетни о том, кто лезет вверх, а кто катится вниз. Потом недожаренная утка и минеральная вода, за которыми можно обсуждать покупки, но только в самой общей форме. Никакого десерта, увы. Под конец кофе-эспрессо или, для чревоугодников, «капуччино». Только после этого можно открывать свою записную книжку и переходить к кровопролитию.
Ровно в 2.03 Оливия отодвинула в сторону свою кофейную чашку и наклонилась к Мел.
– Так вот, Мелани, я думаю, нам надо поговорить. Последние несколько недель я наблюдала за тобой, и знаешь, к какому я пришла выводу?
– Что я потрясающе способный редактор и что ты собираешься повысить меня?
Оливия словно не слышала ее слов:
– Что ты перестала верить в «Фемину», Мелани.
Мел спросила себя, стоит ли ей опровергать это утверждение. Ведь это правда. Она могла верить в «Фемину», у которой хватило бы смелости подвергнуть сомнению свою философию, но не в «Фемину», которая отказывается признать бьющую ее по щекам реальность и продолжает талдычить, как это делает Оливия, что спасение женщин в одной только работе.
К ужасу Мел, Оливия взяла ее за руку. Рука Оливии была холодной и гладкой, как полированный дорогой камень.
– Я знаю, дорогая Мел, что для тебя это будет ударом, но я думаю, что нам пора отпустить тебя, пока положение не стало совсем кошмарным. В конце концов, мы ведь не хотим крови на стенах, не правда ли, особенно твоей крови, после того как ты столько сделала для «Фемины».
Оливия полезла в свою сумочку, достала из нее конверт и протянула Мел.
– Это твое жалованье за два года вперед. Но с одним маленьким условием.
Мел спросила себя, что же для Оливии равноценно этой сумме.
– Ни при каких обстоятельствах ты не должна делиться с прессой этими твоими разрушительными идеями.
Боже, она, похоже, действительно очень ранима. Сотня тысяч фунтов за умолчание очевидных вещей. Но Оливия еще не закончила.
– Кроме того, ты немедленно уходишь. Тебе не надо возвращаться в редакцию. Твои вещи я вышлю позже.
Мел взяла конверт и встала.
Будь она проклята, если оставит за Оливией последнее слово.
– Не беспокойся, Оливия, – она полезла рукой под стол и извлекла из-под белоснежной скатерти два большущих голубых мешка для прачечной, – от этих хлопот я тебя избавила!
– Слушай, они хотят взять интервью для брайтонского радио!
– Джинни, это замечательно! – Лиз улыбнулась, отметив про себя смесь гордости и озабоченности на лице Джинни. – Я надеюсь, у нас все получится с брайтонским филиалом.
Лиз окинула взглядом их прекрасное новое помещение, вклинившееся между аптекой и универмагом на главной улице Льюиса, и еще раз порадовалась тому, что «Женская сила» продолжает расширяться так быстро.
Вокруг нее под деловитый писк компьютеров восемь новых сотрудниц беседовали с потенциальными работницами и подыскивали им подходящую работу.
Дон оказалась блестящим администратором и осуществила переезд в новое здание без сучка и задоринки. Ей удалось даже очаровать представителей телефонной компании, и те без очереди выделили «Женской силе» несколько новых телефонных линий. После того памятного обеда с Ником Дон старалась искупить свою вину круглосуточной работой.
Но настоящим открытием последних двух месяцев явилась Джинни. У любительницы засушивать цветы и варить джем оказалась предпринимательская хватка и талант рыночного торговца. Лиз наблюдала, как неделя за неделей костюмы Джинни становились строже, манеры жестче, а записная книжка толще.
Но с Джинни происходило и еще кое-что, и это начинало беспокоить Лиз. Джинни почти перестала говорить об Эми с Беном и о Гэвине.
– Привет, Лиз, это Мел.
Лиз сидела у себя за рабочим столом. Среди дня Мел раньше никогда не звонила. Это ей показалось, или Мел действительно глотает слова?
– Мел, что случилось? У тебя голос, как у Питера О'Тула[22] в неудачный день.
– Я только что обедала с Оливией.
– И это было так страшно?
– Как сказать. Она дала мне сто тысяч.
– За что, черт возьми?
– За мое место.
– Ой, Мел, она уволила тебя? Бедняжка ты моя!
– Не уволила, а
– Ой, Мел, она тебя отпустила! Бедняжка ты моя!
– Ох, Лиззи, – запричитала Мел, – «Фемина» была всей моей жизнью!
– Послушай, почему бы тебе не приехать сюда пожить несколько дней. Ты увидишь, что работой жизнь
