– Держись, миленький! – простонала она. – Ох, какую же я на тебя жалобу накатаю!.. Держись, гад, если ты навернешься, меня ж, блин, посадят за то, что я мента за борт спихнула-а-а-а!
Неожиданно перед ней возникла пожарная лестница. Зачем было подгонять лестницу к уже движущемуся колесу, было непонятно, но Сычева, решив, что зря технику эксплуатировать не будут, воспользовалась моментом и накинула ноги лейтенанта на верхнюю ступеньку, насильно согнув их в коленях.
Карантаев, почувствовав под ногами опору, с готовностью зацепился за ступеньку коленями и повис вниз головой.
Кабинка неумолимо спускалась вниз, оставляя лейтенанта висеть, словно гимнаста под куполом цирка. Сычева, поняв, что сделала что-то не то, вцепилась лейтенанту в ремень.
Колесо вращалось, кабинка спускалась, лейтенант цепко держался ногами за лестницу, ремень в его джинсах натянулся и подозрительно хрустнул.
– Штаны оставь, у меня трусы грязные, – жалобно попросил красный как рак Карантаев. Сычева отпустила ремень.
Зрители опять засвистели, захохотали и зааплодировали.
– Извини, – сказала Сычева удаляющемуся от нее лейтенанту. – Я хотела как лучше.
– У тебя получилось, – грустно ответил ей Карантаев. Он не пытался ни подтянуться, ни зацепиться – висел как сарделька, грустно провожая Сычеву глазами.
– Ты продержись! – закричала она. – Совсем чуть-чуть продержись! Тебя спасут! Вертолетчики, астронавты, психологи, психиатры...
– Нам ли, стоять на месте, в своих дерзаниях всегда мы правы! – тихо, но бодро запел Карантаев.
– Труд наш, есть дело чести, есть подвиг доблести и подвиг славы! – глотая слезы, подхватила Сычева, а потом и другие фальшивые голоса.
Она видела, как к лейтенанту подъехала следующая кабинка, как какие-то здоровые, веселые мужики в шесть рук стащили Карантаева с лестницы и стали хлопать его по плечам, по груди, по щекам, и вливать в рот пиво из банок.
Едва кабинка коснулась земли, она выскочила и ринулась прочь из парка, спринтерски набирая скорость. Ей не мешали бежать даже высокие каблуки, под ногами была – земля, земля! – а не метры холодящего душу пустого пространства.
– Э-э-э-й!!! – заорал ей вслед Карантаев. – Куда вы, свидетельница?!! А как же второй заход? Я оплатил три круга и я теперь совсем не боюсь высоты-ы-ы-!!!
Сычева опомнилась только возле автобусной остановки. Она остановилась, огляделась, и тут у нее зазвонил мобильный.
– Говорите, – рявкнула она в трубку.
– Чего ты в самом деле свинтила-то? – обиженно сказал Карантаев. – Бросила лейтенанта!
– Откуда у тебя мой мобильный? – перебила Сычева.
– Ты что, забыла, что у меня в работе сотовый твоего любовничка?
– Забудешь тут... – Сердце у Сычевой ухало и стучало где-то в горле. Пить хотелось невыносимо.
Она подошла к киоску, чтобы купить колу.
– После всего, что ты со мной сделала, ты, как честная девушка, обязана на мне жениться, – радостно сообщил ей на том конце Карантаев.
– Сначала сделай тест на беременность! – заорала Сычева в трубку, поймав недоуменный взгляд продавца, протягивающего бутылку вредной, но спасительной колы.
Солнце нагло лезло в окно.
Резкий звонок в дверь заставил Таню вздрогнуть и выронить тряпку, которой она оттирала подоконник на кухне.
С утра приходила хозяйка квартиры со странным прозвищем, которое тут же выветрилось у Тани из головы, и Таня, расплатившись с ней за комнату, извинилась и наобещала с три короба: и занавески на кухню сшить, и цветочки в горшочках поставить, и химию бытовую купить, и перестирать все, что стирается, и перемыть все, что моется, и комаров всех вывести, и лампочки перегоревшие заменить.
В свою квартиру возвращаться было страшно. Нет, – жутко! А у мамы на кухне, в ванной, в спальне, в гостиной, в коридоре, и даже в маленькой темной кладовке вольготно жил-поживал высокооплачиваемый импозантный вдовец Афанасий – неплохой в общем мужик, но...
Но он занял в доме все жилое пространство, и мамины мысли занял, и сердце, сделав Таню чужой и ненужной.
«Лишние люди» – эту тему она читает в девятом классе. Может быть, теперь она будет читать ее по- другому, без тесной привязки к историческому моменту...
Звонок в дверь повторился, Таня подняла с пола тряпку и лбом прислонилась к оконному стеклу. Интересно, сколько времени должно будет пройти, прежде чем она перестанет вздрагивать от звонков в дверь?
Звонивший изменил тактику и постучал.
– Не открою, – тихо сказала Таня. – Не открою, потому что боюсь. У всех «наших» есть ключи от квартиры. – Она снова начала тереть подоконник, поглядывая в окно.
Во дворе, перед мольбертом стояла Татьяна и рисовала какую-то сказочно-красивую чушь: темный лес, серый волк, желтый месяц и Иван-царевич в обнимку с девицей вполне современного вида. Девица была в короткой юбке, в топике, с серьгами-кольцами и татуировкой на плече. Зачем было выходить во двор, чтобы изображать такую невероятную ерунду, Таня не понимала, это вполне можно было сделать, не выходя из квартиры.
В дверь опять постучали, потом позвонили. Таня яростно терла и терла заляпанный подоконник. Завтра она позвонит Софье Рувимовне и выпросит еще две недели отпуска за свой счет. Роскошь недопустимая в самом начале учебного года, но директриса, раз уж начала играть в благородство, согласится, никуда не денется.
Страшно выходить из квартиры! И даже находиться тут страшно. Нужно посоветовать вешалке не высовываться больше во двор, а «черную» дверь заколотить наглухо. Вдруг тот, кто сейчас звонит, додумается зайти со двора?..
– Таня! – крикнула Таня в открытую форточку, но Татьяна даже не обернулась, увлеченно выписывая что-то на полотне.
Входная дверь хлопнула. Он неожиданности Таня заскочила с ногами на подоконник.
– Сычева, ты? – срывающимся от страха голосом крикнула она.
На кухню зашел улыбающийся во весь рот белобрысый пацан. Имя его Таня не помнила, только фамилию – Попелыхин. В руках Попелыхин тащил большую корзину с белыми розами.
– Вот, – поставил он корзину у печки. – Какой-то лысый дядька нам поставил под дверь, а сам укатил на огромной квадратной машине! – радостно сообщил парень. – Тут роз одних тыщ на двадцать! Или двадцать пять. Плюс корзина рублей на триста потянет. Раз, два, три, пять, десять... – начал он тыкать пальцем в благоухающие бутоны.
– Не тронь! – Таня слезла с подоконника и отстранила Попелыхина от букета. – Это мои цветы, моя корзина, мой Флек и мой Вася на «Хаммере».
Само собой, в дебрях колючих стеблей лежала записка.
– Уйди, – попросила Попелыхина Таня, который тотчас же сунул свой нос в бумажку, едва она ее развернула.
– Ой, вы что, миллионера себе подцепили? – всполошился веснушчатый парень и зажужжал над ухом, как надоедливый голодный комар: – Миллионера, да? А зачем тогда в этой дыре живете? Цену себе набиваете? Ой, правильно делаете! У нас в Болотном тетка одна директора рынка себе отхватила, так месяц потом всех соседских свиней финиками кормила, которые он ей ведрами присылал! Но близко она к себе директора этого не подпускала, гордость показывала. Так он женился потом на ней, а ведь сначала только поразвлечься хотел! Она к нему в кирпичный дом с автоматическими воротами переехала и правильно сделала, потому что свиньи соседские от фиников все передохли, и соседи ее побить хотели!
