– В масштабах моей гигантской работы это неважно, – отрезала Юлиана и скрылась за «президентской» дверью.
Домой я приплелась без ног. Бизону я решила объявить недельный бойкот, поэтому поехала на квартиру к деду. Генриетта, Мальцев, Сазон и Кармен уже спали. Я наскоро приняла душ, потом зашла на кухню и съела там забытый кем-то на столе кусок хлеба. Потом снова полезла в душ, и только под струей теплой воды вспомнила, что я его уже принимала.
Гастроли звезды не успели начаться, а у меня уже приступы истерии и провалы в памяти. Не вытираясь и не одеваясь я вышла из ванны и пошла в спальню. Там открыла прихваченную с работы книжку Юлианы Ульяновой и стала пытаться читать.
«Моя обворожительная улыбка – моя визитная карточка. Без улыбки я не смогла бы добиться тех высот, которых достигла на сегодняшний день. Мой дантист говорит, что мою улыбку можно превратить в выставку американского успеха. Но ведь не всем природа дарит такое сокровище. Если вы чувствуете, что ваша улыбка недостаточно открыта и откровенна из-за мелких дефектов вашей внешности, идите к дантисту. Ваши зубы – это ваше капиталовложение. Если что-то растет кривенько – вам поставят брекеты. Сегодня это модно. Продюсер, к которому приходит соискательница на роль с брекетами, понимает, что перед ним умная девушка, заботящаяся о своей внешности. И даст вам роль. Повторяйте, как это делала я: „Моя открытая великолепная улыбка откроет мне все двери!“ И успех будет ждать вас непременно.»
Я закрыла глаза, сосчитала до двадцати и попыталась снова вникнуть в «поучительный» текст.
«Конечно, не всех природа одарила так щедро, как меня, но управлять окружающими мужчинами может по моему примеру любая неглупая девушка. У нас есть то, чего мужчинам всегда недостает – шарм и внутреннее обаяние. А еще у нас есть роскошные ноги, короткие юбки и чувственные губы. Сядьте на краешек стула и закиньте ногу на ногу так, чтобы мужчина мог только догадываться о вашем шарме, но не видеть его. Облизните свои губы, будто только что съели кремовое пирожное. И следите за реакцией. Если вы все сделали правильно, любое ваше желание будет исполнено.»
В незашторенное окно светила луна. Я поскулила немножко на нее, стиснула зубы, перевернула пару страниц и снова стала читать.
«Я всегда четко формулировала свои цели. Не какие-то обобщенные цели, например, о смысле своей жизни, а конкретные цели, которые я, Юлиана Ульянова, должна поразить в ближайшие дни или месяцы. „Я хочу получить эту роль!“ – повторяю я себе по тысяче раз каждый день перед встречей с режиссером. „Я хочу записать эту песню!“ – написано в моем ежедневнике на каждой странице перед встречей с арт- директором звукозаписывающей компании. У меня даже есть специальное тату-место, на котором специальным тату-маркером записана моя ближайшая тату-цель. Таким образом, моя цель всегда передо мной. Именно поэтому сегодня я – Юлиана Ульянова. Всегда четко формулируйте свою тату-цель, если хотите идти по моим стопам.»
Я захлопнула книжку. Все. Пойду завтра к Валентине, своей начальнице. Пусть меня увольняет, я больше не вынесу. Иначе я найду на себе тату-место и напишу на нем тату-маркером тату-цель: «Убить Юлиану Ульянову»
Утром Сазон грустно сказал за завтраком:
– Сон я видел. Шестьдесят лет никаких снов не видел, а тут на тебе – явился!!
Говорил он тихо, уткнувшись в тарелку с кашей, и в ухе у него я заметила слуховой аппарат. Это было удивительно, потому что аппарат он надевал только на деловые переговоры, но никак не для общения с домашними.
– И что же тебе приснилось? – язвительно поинтересовалась у него Генриетта Владимировна.
– Да хрень какая-то. Иду я будто по пустынному пляжу, вдруг вижу – Глеб мне навстречу идет. Оборванный такой, бледный, и с бородой. Я ему говорю:
– Ты же помер, сынку! Я тебя похоронил, и памятник поставил, и службу в церкви заказал – все как полагается.
А он смеется:
– И хорошо, что поставил, и хорошо, что заказал. Только ни фига там не здорово на том свете. Я на этот решил вернуться. Пойдем, искупаемся, смотри, море какое!
Я на море смотрю, а оно синее-синее, тихое-тихое, только рябь от ветерка легкая бежит. А в море Элка купается. Заметила нас и орет:
– Эй, бояре, а ну ко мне давайте!
Я ей:
– А почему бояре-то?!
А она хохочет:
– Так бородатые оба, как до петровских реформ!
Я себя хвать за подбородок, а там и правда борода! Я ведь бороды отродясь не носил! Че к чему?! – Дед грустно побарабанил скрюченными пальцами по столу и отодвинул от себя тарелку с геркулесом.
Насколько я знаю, никакие обстоятельства еще не заставляли Сазона отказаться от завтрака.
– Это к деньгам, – буркнула Генриетта, пытаясь высосать сырое перепелиное яйцо. – У тебя все к деньгам.
– Че к чему? – снова пробормотал Сазон. – Ни Глеб, ни я отродясь бороды не носили. И почему я сказал, будто помер он?!
– Когда снится, что человек помер, это означает, что он будет жить долго-долго, – сказал Мальцев, поедая большой бутерброд с красной икрой. Прежде чем откусить от него, он внимательно осматривал место, в которое намеревался впиться зубами.
– По всем законам природы первым должен помереть я, – забормотал Сазон. Он явно не слышал, что ему говорили, хоть слуховой аппарат и торчал в его ухе.
– Хорошо, господин, – закивала как попугай пышнотелая Кармен. – Хорошо, господин! – Она поедала большой кусок курицы. У каждого из нас был свой завтрак. У меня он, как всегда, состоял из пакета кефира.
– Что – хорошо?!! – взвился вдруг дед. – Что это тебе так хорошо-то?!! Не помру, не дождешься!!! – Он бухнул по столу кулаком, посуда подпрыгнула и зазвенела.
– Ни бум-бум, – виновато пожала плечами Кармен и забормотала что-то длинно по-испански. Наверное, она скучала по своей родине, по своему дому, по родным, друзьям и национальной еде.
– Да фигня все это, – успокоила я Сазона. – Мне вон каждую ночь снится, что я в папахе, с шашкой наголо, на белом коне скачу. И что?!!
– Так вы и скачете, деточка! – Прищурив один глаз, Генриетта Владимировна пыталась в дырочку рассмотреть недра перепелиного яйца. – Как на свой мотоцикл залезете, как шлем напялите, так вылитый Чапаев!! Очень неженственно!
– Я уж лучше Чапаевым на коне, Генриетта Владимировна, чем ... Анкой в вуальке...
– Это вы на что намекаете, деточка?
– Ой, да не намекаю я ни на что, Генриетта Владимировна. Так, к слову пришлось.
– Отставить дебаты! – гаркнул Сазон. – Я тут, девки, вот что подумал. Дом я хочу купить. Уже один присмотрел. Огромный, как замок, и место хорошее, – в черте города, но не в загазованном центре. А то тесно здесь, в квартирешке. Гостей негде принять. Вы вот грызетесь тут с утра до ночи, а мне это надо? Элка, что ты на этот счет думаешь?!
– Покупай, – кивнула я головой и встала.
У меня впереди был трудный день. Предстояло везти Юлиану Ульянову на встречу с читателями в какой-то пансионат.
– Генка, со мной поедешь, – распорядился дед. – Посмотришь тот дом, у тебя на недвижимость глаз- алмаз! Глядишь, я и тебя в завещание впишу, член семьи все-таки! – Сазон захохотал, придвинул к себе тарелку и принялся уплетать кашу. Он забыл уже о своем тягостном сне.
Кармен-Долорес сказала что-то по-испански. Наверное, она говорила о том, что на ее родине утро светлее, люди добрее, а еда вкуснее.
