с ним в длительной любовной связи. Несмотря на почтенный возраст, дама хорошо сохранилась, но Глеб Сазонов спасался от нее паническим бегством!»
На пятом фото я выходил из туалета, украдкой поправляя ширинку.
На шестом – Элка сидела на кожаном диванчике в холле и задумчиво ковыряла в носу. Подпись под фотографиями была одна: «Ничто человеческое им не чуждо».
Было и еще одно фото – мы с Элкой на мотоцикле мчимся от ресторана по дороге, ведущей к морю. «Она всегда за рулем, а Глеб, как обычно, всего лишь пассажир. Не значит ли это, что бойкая невестка может оттеснить от руля управления бизнесом и самого Сазона Сазонова? Кстати, Сазон так и не появился на свадьбе своего непутевого внука».
На этом фоторепортаж заканчивался. Под всей этой гадостью стояла подпись З. Михальянц.
– Забавно, – я зевнул, рассмеялся и отбросил газету в сторону.
– Тебе забавно? – Элка топнула изо всех сил босой ногой. – Смешно?! Эти скоты опозорили нас на весь город! Кто пустил журналистов на свадьбу? Кто позволил им пройти в ресторан? Какая скотина нафантазировала, что я не могу иметь детей? Кто сочинил, что Эля беременна от тебя?!!
– Тебе нужно было бы быть поосторожнее со своими розыгрышами, – усмехнулся я. – Видишь, во что это вылилось!
– Убью! Засужу! Засажу! Загрызу!
– Да успокойся ты, – я сел на широкой кровати и с удовольствием потянулся.
Голова не болела, но все-таки пиво с кумысом оказалось убойной смесью – я не очень хорошо помнил, как мы с Элкой добрались до дома. – Чего ты так злишься? – удивился я, глядя на красную Элку. – Не делай трагедии из ерунды. Посмотри, как называется эта паршивая газетенка.
– Как? Как она по-твоему называется?! – завыла Элка.
– «Болтушка»! Желтая, дрянная «Болтушка»! Кто читает ее всерьез?!! Кстати, где ты раздобыла ее с утра?
– Купила в киоске, когда вышла на утреннюю пробежку! Увидела фотографии и купила! Ты говоришь, кто читает ее всерьез?! Да будет тебе известно, что «Болтушка» – самая читаемая газета в городе! Ее расхватывают, как горячие пирожки! Нет, лучше, чем пирожки! У нее тираж сорок тысяч! Со-рок тысяч! – простонала она и, схватившись руками за голову, плюхнулась на кровать. – Главное, чтобы Эля всерьез не ухватилась за мысль, что ты отец ее ребенка, – глухо, в подушку, сказала она.
– Да не грузись ты, – я натянул джинсы, – лучше не покупай больше желтую прессу и не носись ни на какие пробежки. А то какой-нибудь папарацци щелкнет тебя и опубликует с подписью «Невестка Сазона Сазонова вместо того, чтобы заниматься по утрам сексом, носится вокруг дома. А не импотент ли непутевый внук Сазона Сазонова?!» Интерес к фигуре моего деда просто фантастический! Хорошо, что я вовремя свалил из этого города. Слушай, ты нигде не видела мою рубашку?
– Нет, я этого так не оставлю! – Элка вскочила с кровати, схватила газету и яростно зашуршала газетами. – Сейчас найду телефон, найду адрес паршивой газетенки, и из этого Михальянца всю душу вытрясу! Я заставлю его дать опровержение! В противном случае пригрожу подать в суд за клевету! Кстати, ты не знаешь, какое мужское имя начинается на букву Зэ?
– Понятия не имею! – Я отобрал у Элки газету, но она уже терзала телефонные кнопки, тыкала в них длинными пальцами, не попадала, сбивалась и начинала сначала.
– Алло! Редакция! – заорала она. – А дайте-ка мне Михальянца на букву Зэ! Да, да, именно его! – Она прикрыла трубку рукой и восторженным шепотом сообщила мне: – Представляешь, в редакции его все зовут Засранец Михальянц!
Ох, как мне не хотелось скандала и разбирательств! Я бы даже согласился всю жизнь платить алименты Элеоноре, лишь бы только Беда не поднимала шума. Но Элку, вставшую на тропу войны, остановить было практически невозможно. Разве что... В голове зароились неубедительные аргументы, а глаза вдруг наткнулись на небольшую заметку в газете в рубрике «Криминал».
– Подожди, – я нажал на аппарате отбой. – Лучше прочти сначала вот это!
– Что?! – Элка выхватила газету. – Что тут еще?! «Загадочная смерть продюсера на Диком пляже», – вслух начала читать она. – «Этой ночью генеральный продюсер телеканала „Рим“ Игорь Матвеев был найден мертвым на берегу моря, именуемом Диким пляжем. Кто-то напал на него сзади и размозжил голову. Что делал продюсер в столь позднее время на берегу – неизвестно. У следствия нет пока никаких версий. Известно только, что это не ограбление, так как ценные вещи и деньги не тронуты. На руке у трупа была нарисована красная цифра один...
– Слушай, ты не видела мою клетчатую рубашку? – перебил я ее, радуясь, что Элку удалось отвлечь от военных действий.
– «... Но самое поразительное, что спустя три часа в другом районе, точно таким же образом был убит Иван Петушков, генеральный директор крупнейшего в городе агентства недвижимости „Очаг“. Его обнаружила с проломленной головой соседка в подъезде дома, где проживал Петушков. Бумажник, часы, золотая цепочка и приличная сумма денег остались при нем, так что версия ограбления исключается. На правой ладони трупа была нарисована красная цифра два. Что это? В городе появился маньяк? По обоим делам начато следствие. Оперативники почти не сомневаются, что убийства совершил один человек. Они уже называют его между собой „молоточником“.
– Нет, ну что я говорила?! – заорала Элка, начисто позабыв о намерении учинить скандал Михальянцу. – Что говорила? Номер два все-таки появился! Всего через три часа! Нет, нужно обязательно попытаться найти этого алкаша из клумбы! Менты этим, как пить дать, заниматься не станут, а у него может быть очень ценная информация! Слушай, ты нигде не видел мои джинсы? Я не могу идти искать его в шортах, а то засранец Михальянц сфотографирует меня и напишет, что невестка Сазона пропила штаны.
Все начиналось сначала, но теперь следовало попытаться удержать Беду от поисков алкаша.
– Тебе же вроде бы на работу, – намекнул я, продолжая искать рубашку. В комнате, которую мы в квартире деда определили «своей», царил идеальный порядок, одежда ровными рядами висела в шкафу на плечиках, но моей любимой рубашки в клетку нигде не было.
– На работу мне к двум. Я успею что-нибудь предпринять, чтобы найти бродягу. Где мои джинсы?! – Беда начала носиться по комнате, заглядывая во все углы и отодвигая стулья. В конце концов она брякнулась на коленки и застыла в интересной позе, заглядывая под кровать.
– Да зачем тебе этот урод? – не выдержал и заорал я. – Ты здесь кто? Следователь? Оперуполномоченный? Ты – жена!
– Кухня, дети и постель? – ехидно уточнила Элка, не меняя позы.
– Можешь добавить к этому что-нибудь и для собственного удовольствия, – разрешил я, не подумав, и она тут же отбила мяч:
– Вот для собственного удовольствия я сначала раскатаю Михальянца по длинному редакционному коридору, а потом найду и допрошу пропойцу, которому ты отдал пиджак. Если тебе интересно, зачем я это сделаю, то отвечу: первого нужно научить проверять информацию, а второй, глядишь, подскажет мне сюжет для нового детектива. Давным-давно ничего не писала! – Она разогнулась, встала, отряхнула коленки и руки, хотя пол был идеально чистый – сам драил его каждый день «машкой»[3] .
Крыть мне было нечем. Она действительно давно ничего не калякала карандашом в своих тетрадках, а теперь учуяла своим журналистским носом «материал». Наверное, нужно смириться и ради семейного счастья позволить ей делать все, что захочется.
– Черт с тобой, – махнул я рукой, – делай, что хочешь. Скажи лучше, как жена, куда подевалась моя рубашка?
– Кажется, у нее приключилась любовь с моими джинсами, – засмеялась Элка. – Они свалили в романтическое путешествие.
Я пожал плечами и вышел из комнаты.
Я совсем позабыл о маман.
Поэтому вздрогнул, когда увидел на кухне женщину, стоящую у плиты. Она озабоченно хмурилась над кастрюлей, в которой что-то бурно кипело.
