райкома. Приглашение отобедать Гнеденко принял, говоря честно, после того, как у него сложилось окончательное суждение. Вместе с Анной и Дормидонтовым он и его инженеры охотно зашли в чайную сельпо, их провели в отдельную комнату «для начальства», подали отлично зажаренного гуся. Гнеденко только ел да похваливал, охотно выпил стопку коньяку, но когда Анна попыталась было за все рассчитаться, решительно запротестовал и расплатился за обед вместе со своими инженерами.
Поездкой Анна могла быть вполне довольна. Но досада ее, однако, не покидала.
Она заглянула ненадолго домой, повидала детей и тут же ушла в райком.
Прошла в кабинет, разделась, повесила в гардероб пальто, села за стол.
Работы было много, приближалась районная конференция. Вечера теперь Анна посвящала предстоящему докладу. Не так-то просто отчитаться!
Она надавила кнопку звонка.
— Клашенька, попросите Павла Васильевича и уходите домой.
Семенов был помощником первого секретаря. Он работал с Тарабриным лет пять. Точный, вышколенный работник, на днях он напомнил Анне, что пора заняться отчетным докладом. Начерно он составил для Тарабрина немало речей, набил на этом руку. Но Анна отказалась от его помощи. «Я сама, Павел Васильевич. Если что понадобится, скажу…» Надобилось ей, конечно, многое. Сводки, цифры, отчеты. Но к составлению самого отчета Семенова она не допускала. Отчет должен содержать ее мысли…
Семенов вошел, положил перед ней папку.
— Вы интересовались выработкой механизаторов, Анна Андреевна…
Он испытующе посматривал на Анну. У Тарабрина была сила, размах, опыт. А эта… Как сказать!
Она отпустила и Семенова. Раскрыла принесенную папку. Просмотрела. Придвинула чистую бумагу. Задумалась…
Странная у нее профессия. В прошлом она агроном. Да, в прошлом. А теперь профессия у нее посложнее. Партийный работник. Раньше эта профессия называлась — профессиональный революционер. Очень сложная и очень трудная профессия. Настоящий человек, честный, идейный, способный, на этой работе — все, никчемный человек — ничто. Счастье, что на этой работе трений больше, чем радостей, не очень-то на нее рвутся никчемные люди, а удержаться на ней и вовсе не удерживаются.
Отчет! Отчет у коммуниста всегда руководство к действию. Вот она — карта ее района. Хлеб. Молоко Мясо. Лес. Торф. Бокситы. Голубой змейкой вьется, извивается через весь район Сурожь… Ее район! У Ленина, в его дореволюционных работах, этот район упоминается как один из самых отсталых…
Теперь район, конечно, не так уж плох, но сколько еще предстоит сделать, чтобы превратить его в край изобилия и благоденствия.
Анна не помнила, чьи это стихи, но жизнь должна стать именно такой…
«Бог ты мой, — подумала она об отчете, — ведь за все, буквально за все приходится отчитываться: за колхозы, за школы, за торфоразработки, за все предприятия города, за всех служащих, за рабочих…»
Да кто же она такая? Кто же такой — секретарь райкома? Как будто непосредственно ни за что и не отвечает, и, однако, за все в ответе. Вот недавно рассказали ей, одна девчонка обвенчалась в церкви, и как же Анне стало не по себе! Чего-то, значит, недоглядели, райком комсомола недоглядел, она недоглядела…
Однако надобно браться за отчет. Вот сидит она одна. Тишина стоит в кабинете. Надо все увидеть, все взвесить, наметить путь, повести по этому пути людей. Сама она тоже прислушивается к голосу, который ведет ее…
Она одна. И не одна. Наедине со своим районом. С партией. Никогда не одна.
XLVIII
Незаметно приблизился день испытания. День, когда она встанет перед делегатами конференции и будет отчитываться за себя, за райком, за все население района.
Четыре дня оставалось до конференции. Всего четыре дня. А еще не все ясно. Не одна цифра может еще измениться в отчете. Не все колхозы выполнили план, еще не продан весь лен, то падают, то увеличиваются надои…
До сих пор Анна не знала, с кем ей придется работать, вопрос о втором секретаре оставался открытым.
За четыре дня до конференции позвонил Косяченко.
— Ну как, Анна Андреевна, никого не подобрали во вторые секретари?
Такого вопроса ей ни разу не задавали, и он несколько огорошил Анну. У нее был на примете человек, но она все ждала — кого предложит обком. На этот раз вопрос был поставлен прямо.
Анна неуверенно произнесла:
— Мы задумывались тут, Георгий Денисович…
Но Косяченко не дал договорить.
— А мы подумали, Анна Андреевна, крепко подумали, — решительно перебил он свою собеседницу. — Нашли для вас мужика. Как за каменной стеной будете…
И тут же сам засмеялся — должно быть, ему понравилось шутливое это выражение.
— Кто да кто? — заинтересовалась Анна.
— Да уж будьте уверены… — Косяченко выждал минуту. — Щадилов… Слышали?
— Щадилов… Откуда это?
— Да вы его знаете. Второй секретарь из Борска.
Ничего особо хорошего Анна о Щадилове не слышала, но и возразить ничего не могла.
— Маленечко зазнался у себя в Борске, напортачил с мясом, вот и решили к вам, — объяснил Косяченко.
— А зачем к нам, если напортачил?
— Пусть не зазнается!
— Зачем же…
— Да вы не бойтесь, он крепкий мужик, в случае чего может нажать, при вас в Суроже в самый раз будет…
Она пыталась возразить:
— Если Щадилов, мы у себя получше найдем…
Голос Косяченко посерьезнел:
— А вы не спорьте, Анна Андреевна, обком все взвесил, а убрать никогда не поздно. На конференцию к вам приедет Узюмов, он и захватит Щадилова…
Косяченко испортил Анне настроение. Она плохо знала Щадилова, но уже одно то, что Щадилова посылали в Сурож в наказание за какие-то провинности, мало ее устраивало. Однако Косяченко говорил столь решительно, что она не осмелилась отвергнуть неожиданно свалившуюся как снег на голову кандидатуру.
На следующий день она поделилась новостью с товарищами, но никто не выразил ни особой радости, ни недовольства.
Неожиданно в райкоме появился Костров. Его-то Анна уж никак не ожидала.
— Был в Калачеве, у текстильщиков, — объяснил он. — К вам не собирался, но по дороге решил завернуть…
В Калачеве находилось несколько крупных ткацких фабрик, «по дороге» выглядело очень относительно, Калачево стояло в стороне. Однако появлению Кострова Анна обрадовалась.
Костров поинтересовался:
— Отчет готов?
— Читали на бюро, утвердили.
Анна подала Кострову папку с отчетом.
Костров небрежно перелистал несколько страниц.
— Не боитесь?
— Боюсь, — призналась Анна. — Все в порядке, и боюсь.
Костров снисходительно усмехнулся:
