препятствия, и принялся ласково пожимать всем руки.
— Как, Николай Николаевич, все в порядке? — вполголоса спросила Анна, здороваясь с Завалишиным.
— Ждем, ждем, — успокоительно ответил тот.
— Я не знаю, как у вас?… — в тон ей осведомился Косяченко. — Познакомимся с хозяйством или сразу начнем?
— Нет, нет, люди собираются, — категорически заявил Завалишин. — Хозяйство потом.
— Решайте, — дисциплинированно согласился Косяченко. — Вам виднее.
— Может быть, перекусить? — неуверенно предложил Грачев.
Косяченко отказался:
— Потом, потом. Прежде всего дела.
Не заходя в контору, пошли в клуб. Народ толпился у входа. Хихикали в пестрых платках девчата, должно быть, они впервые участвовали в выборах. Неподалеку куражился чубатый парень с баяном, то наигрывал, то замолкал, пытаясь проникнуть в помещение. Две старухи в темных шалях приблизились к двери, постояли и, только что не перекрестились, истово, как будто входили в церковь, переступили порог.
В зале было полно. Завалишин недаром два года работал в райкоме инструктором, знал, что такое стопроцентная явка. Все комсомольцы с утра были на ногах.
Кто постарше терпеливо ждали начала собрания. Молодежь, собравшись у дверей, чтобы посвободнее выходить и входить, пела вполголоса песни. У сцены, заняв по одну сторону от прохода два первых ряда, расположился оркестр учеников средней школы. Были тут и духовые, и струнные инструменты, балалайка соседствовала с трубой. Руководитель оркестра, молодой человек, преподаватель пения в школе, недавно окончивший музыкальное училище, беспокойно поглядывал на входную дверь. Он уже раза три принимался стучать пальцем, требуя от музыкантов внимания. Едва приезжие, сопровождаемые местным начальством, показались в дверях, он стукнул по стулу, взмахнул рукой, и оркестр, хоть и не очень стройно, заиграл туш.
Косяченко недовольно поглядел на Анну. Она с трудом сдержала улыбку.
— Это еще что за свадьба? — тихо спросил он, торопливо пробираясь к сцене.
Анна, сделав серьезное лицо, обернулась к Завалишину.
— Николай Николаевич!
Завалишин понял.
— Перестаньте, — негромко пробормотал он, проходя мимо оркестра. — Соображать надо.
Но Косяченко успел-таки подняться на сцену под звуки труб.
— Будем начинать? — спросила Анна.
— Конечно, — сердито сказал Косяченко. — Тянуть нечего.
— Собрание кто будет вести — Федосья Абрамовна? — осведомилась Анна.
— Она, — подтвердил Завалишин.
Федосья Абрамовна Долгунец была в совхозе председателем рабочкома, до этого она работала бригадиром полеводческой бригады, а в давнем прошлом начала свою деятельность в совхозе кухаркой на полевом стане.
Она была грубовата, а иногда и до смешного упряма, но в совхозе ее уважали за одно отменное качество — Федосья Абрамовна никогда и ни в чем не искала для себя личной выгоды.
Широколицая, румяная, толстая, она постучала пустым стаканом по графину с водой и уверенно произнесла:
— Разрешите, дорогие товарищи, собрание наше, посвященное встрече с кандидатами в депутаты в областной и районный Советы, объявить открытым. Какие у кого будут соображения по поводу президиума?
И сразу посмотрела в сторону Тамары Родионовой. Тамара была секретарем комсомольской организации, и именно ей было поручено внести предложение о составе президиума. Тамара огласила список, проголосовали, все заняли свои места, и Федосья Абрамовна предоставила слово Жилкину, лучшему трактористу совхоза и доверенному лицу, для характеристики кандидата в депутаты областного Совета.
Анна не один раз слушала биографию Косяченко, то при выборах обкома, то при выборах в областной Совет, но как-то никогда не вдумывалась в жизненный путь этого человека. Косяченко полагалось избирать, и она избирала его, не затрудняя себя раздумьями — действительно ли достоин он избрания. Косяченко занимал большое общественное положение, был, так сказать, вторым человеком в области, пользовался доверием наверху, и за долгие годы Анна привыкла думать, что это доверие не нуждалось ни в критике, ни в проверке.
Сейчас Анна как бы заново вслушивалась в рассказ о жизни Георгия Денисовича Косяченко. Что-то изменилось в ней самой за последние месяцы, все меньше хотелось жить чужим умом, какой бы большой, хороший и честный ум это ни был.
А Костя Жилкин убежденно и обстоятельно знакомил собравшихся с биографией товарища Косяченко.
Родился в 1913 году, по происхождению крестьянин. Окончил в 1931 году сельскохозяйственный техникум, работал агрономом, вступил в партию. С 1933 года в Москве — для продолжения образования. В 1938 году по окончании Тимирязевской академии направлен в одно из западных областных управлений сельского хозяйства. Вскоре назначен заместителем заведующего управлением, затем инструктором сельхозотдела обкома, В 1940 году заведует областным управлением сельского хозяйства в Белоруссии. С 1941 года в армии, на политработе, демобилизован вследствие контузии. С 1943 года заместитель заведующего, а затем заведующий сельхозотделом обкома на Средней Волге. В 1947 году заведует сельхозотделом на Урале. В 1951 году — третий секретарь одного из обкомов Центральной России, затем заместитель председателя облисполкома. В 1954 году председатель облисполкома и с 1957 года — второй секретарь в Пронске…
Хорошая, спокойная анкета! Все прочно в этой анкете, как прочен и сам Косяченко. Он плотно сидит на своем стуле и благожелательно посматривает в зал. Время от времени он опускает веки, тень скуки проходит по его лицу, но он тут же открывает глаза и принимается вновь внимательно слушать Жилкина.
Да, анкета… Не хватало в ней только дел, которые украшают человеческую жизнь: вывел морозоустойчивую пшеницу, создал молочную породу скота, да хоть бы и не создал, а восстановил поголовье в большом хозяйстве, написал книгу, вырастил, выучил, воспитал десяток, да хотя бы и не десяток, а двух-трех хороших работников, которые своими делами славят своего учителя, обезвредил врага, преградил дорогу вражеским танкам… Хоть бы что-нибудь конкретное, осязаемое, что можно реально себе представить и за что можно уважать человека! А то ведь, если подумать, все из канцелярии да в канцелярию…
Анна не понимала, почему в ней возникло вдруг такое предубеждение против Косяченко. Она относилась к нему точно следователь, все берущий под подозрение. Ведь кому-то, очевидно, и в канцеляриях надо сидеть и руководить. Или, может быть, всех надо пропускать через живую воду творческого производительного труда?
Вслед за Жилкиным выступали другие доверенные лица, рабочие и служащие совхоза, и говорили о других кандидатах, рабочих и служащих совхоза, выдвинутых в депутаты районного Совета. Но о тех кандидатах можно было говорить очень коротко, потому что все в совхозе отлично знали друг друга.
После каждого выступления избиратели аплодировали, а музыканты играли туш. Потом Федосья Абрамовна предложила задавать вопросы.
Вопросов было не так уж много. Скоро ли откроются ясли во втором отделении совхоза? Когда школа будет работать в одну смену? Отчего не строят прямую дорогу до Сурожа? Почему депутаты редко отчитываются перед избирателями? Как выполнен предыдущий наказ избирателей?
Выступить первым полагалось бы Косяченко…
Он наклонился к Анне.
— А что там было в наказе? Я что-то запамятовал…
Анна сомневалась, читал ли вообще Косяченко этот наказ.
