В тот день Китти решила немного развеяться – она оседлала одну из немногих имевшихся у отца лошадей и поехала в лес.
Дубы давно стояли совсем голые – если не считать пучков омелы[3] на вершинах – и составляли полную противоположность соснам с их густой пушистой хвоей, наполнявшей свежий воздух смолистым ароматом. Девушка не спеша ехала вдоль извилистого ручья, завороженная появлением лани, попытавшейся было напиться и исчезнувшей как по волшебству при первых признаках появления человека.
По земле сновали шустрые бурундуки и белки в поисках поздних желудей для зимних запасов. Откуда-то сверху раздалась песня птицы-кардинала. Китти залюбовалась ее ярко-красным оперением и загадала желание: отец как-то сказал, что загаданные на алую птичку желания обычно сбываются.
– Китти…
Ее глаза удивленно распахнулись. Всего в нескольких ярдах, в кустарнике, она различила фигуру Натана верхом на лошади.
Значит, загаданные на кардинала желания и правда сбываются! Восторгу Китти не было границ.
– Ох, Натан, – только и промолвила она, одновременно с Коллинзом соскакивая с седла.
И вот они сжали друг друга в объятиях, и их губы слились сначала в жадном, торопливом поцелуе, а потом – в длительном и страстном…
– Вот уже несколько недель каждый день езжу по этим лесам в надежде встретить тебя, – с радостью сообщил Натан. – Я уже потерял всякую веру…
– А я думала, что ты больше не хочешь меня видеть…
Он взял Китти за руку и опустился на толстый ковер из мха под сенью величавой сосны, увлекая девушку за собой. Обняв за плечи, он прижал ее к себе.
– Я не мог не повидаться с тобой, Китти. Я так тебя люблю! И не в силах отказаться от тебя.
– Но ведь твой отец запретил нам встречаться, Натан. – Сердце Китти бешено билось.
– Да, достаточно произнести одно твое имя, чтобы взбаламутить весь наш дом. Особенно злится мать. Они с Нэнси все еще надеются окрутить меня и женить, пока я не слишком влюбился в тебя. Одно они не принимают в расчет – я уже давно влюблен в тебя по самые уши, дальше некуда!
– Но твой отец отказал мне от дома…
– Значит, мы будем встречаться здесь, в лесу. – Он чмокнул ее в нос. – Китти, я ни за что на свете тебя не разлюблю, и если ты тоже меня любишь, то найдешь способ выбираться из дома на свидания.
Девушку охватила нерешительность. Отец сказал, что разрыв с Натаном был неизбежен, а союз между ними – вещь совершенно нереальная. А еще он сказал, что не одобрял ее действий с самого начала, но помалкивал, так как не хотел влиять на принятые ею самой решения. Да, если уж она решится на тайные свидания с Натаном, пусть они останутся действительно тайной для всех, и даже для отца.
Но тут она вспомнила об охватившей все население тревоге.
– Натан, долго ли еще ждать войны? И что будет тогда с нами?
– Войны ждать недолго. – Он со вздохом устремил вдаль грустный взгляд. – И нам с тобой следует пожениться до того, как я отправлюсь на военную службу.
– Пожениться? – изумленно переспросила она.
Он снова с улыбкой поцеловал ее и ответил:
– Нельзя же мне отправляться на войну, не обзаведясь женой, которая будет ждать моего возвращения! Мы уже начали создавать отряд и название придумали: «Уэйнский добровольческий». Пока нас двадцать два человека, но чем ближе война, тем больше желающих присоединиться. Отец решил за свой счет экипировать нас и уже сделал заказ на швейной фабрике в Уилмингтоне. Эй!.. – Он возбужденно прищелкнул пальцами. – Китти, а не сшить ли тебе боевое знамя?
– Боевое знамя?.. – совсем растерялась она.
– Ну да. Каждому отряду положено идти в бой под своим знаменем! Отец обещал, что нам устроят грандиозное чествование в Голдсборо, с салютом и речами. А ты можешь торжественно преподнести нам знамя. – И он продолжал, обращаясь скорее к себе, нежели к Китти: – Да, это отличная мысль. Самый подходящий момент, чтобы обнародовать наши отношения. Ты ведь будешь вручать знамя мне, поскольку я избран сержантом нашего отряда. Хотя, конечно, как только мы станем частью регулярной армии, меня обязательно повысят в звании.
В его голосе слышалась гордость, и Китти сочла ее вполне уместной. Ведь она сама не без восхищения смотрела на его крепкую, сильную фигуру, мужественную линию подбородка. Правда, он всеми фибрами души был предан своему отцу – впрочем, как и остальные здешние юноши, с молоком матери впитавшие почтение к старшим.
– Я сошью для вас боевое знамя, Натан, – с чувством прошептала она, вздрагивая от ощущения его близости: она могла даже чувствовать жар, исходящий от его тела, разгоряченного так же, как и ее собственное. – Я люблю тебя, Натан…
– И станешь моей женой, прежде чем я уйду на войну? – Он пытливо заглянул ей в глаза, словно стараясь проникнуть в самые потаенные глубины души. – Ты выйдешь за меня?
Замужество. Эта мысль повергла ее в растерянность. Чем она будет заниматься в его отсутствие? Только на прошлой неделе она имела обстоятельный разговор с доком Масгрейвом. Он сообщил, что во время войны будет сотрудничать с доктором Чарльзом Джонсоном, которого собирались сделать главным военным хирургом Северной Каролины. И этот Джонсон планировал разместить госпиталь в Голдсборо. Доктор Масгрейв предложил Китти стать у него медсестрой.
Натан отреагировал на новость именно так, как она и ожидала:
– Медсестрой?! Ох, Китти, лучше бы ты оставалась дома, как другие женщины. У тебя и так хватит
