И между прочим, это правильно. Как он смеет перекупать мои векселя? Подумав об этом, я снова разозлилась. О, дайте мне только найти его!
Я приказала остановиться у одной из почтовых станций на окраине Булонского леса и принялась расспрашивать почтмейстера о Клавьере.
– Ну, такой сильный высокий мужчина, сероглазый блондин, и волосы у него сзади связаны бархатной лентой, – нетерпеливо объясняла я. – Он очень представительный. Вы не могли его не заметить!
Почтмейстер наконец понял, о ком речь.
– У него вид настоящего богача, не так ли, мадам?
– Да.
– Час назад он, кажется, заезжал сюда выпить стакан сидра. И поскакал вон в ту сторону!
Поразмыслив, я дала почтмейстеру денег и приказала привести мне лошадь. Верхом я быстрее разыщу Клавьера.
– Вы, видать, очень влюблены в этого красавчика, сударыня! – ухмыльнулся почтмейстер.
Взбешенная, я приказала ему замолчать. Он привел мне хорошую гнедую лошадь, и я, вскочив в седло по-дамски, сердито ударила по ее крупу серебряным хлыстом.
Я нашла его на другой стороне Булонского леса, там, где Сену пересекал мост, ведущий в Сюрен. Людей в том месте было немного, и я сразу заметила его. Клавьер имел вид человека, абсолютно ничем не занятого. Его лошадь – великолепный вороной жеребец арабской породы – была привязана к дереву, а сам он стоял лицом к Сене, задумчиво смотрел на тусклые речные воды и меланхолично курил, время от времени стряхивая пепел с сигары на землю. Одет он был совершенно не так, как всегда, – в белую простую рубашку, пикейный жилет, с галстуком, завязанным очень небрежно, сверху была наброшена совершенно простая куртка на манер тех, что носят уроженцы Швейцарских Альп. Он был в высоких сапогах и жестких брюках, предназначенных для верховой езды и перехваченных широким темным поясом. В довершение всего он был без шляпы.
– Эй, сударь! – окликнула я его, не слезая с лошади и хмурясь.
Он не спеша обернулся. Взгляд его еще какое-то мгновение оставался задумчивым, а потом снова приобрел то непонятное мне насмешливое выражение. Правда, я смогла почувствовать, что сегодня Клавьер в дурном расположении духа.
– Ах, это вы, – сказал он без всякого выражения. – Как только дело касается денег, вы прибегаете, не так ли?
– Я не прибегаю. Я искала вас в банке и…
– Вы гоняетесь за мной по всему лесу. Отлично! – Заметив, что кровь прихлынула к моему лицу, он закончил: – Я прекрасно знал, что так будет.
Я молчала, пытаясь перебороть душивший меня гнев. Чтобы выиграть время, я сошла с лошади на землю. Потом, судорожно сжимая в руках серебряный хлыст, начала говорить, и голос мой прозвучал неожиданно холодно.
– Не переоценивайте себя, сударь, воображая, что я гонялась за вами. Я была вынуждена появиться здесь, – заявила я, – потому что вы ведете себя крайне неблагородно, вы строите всякие козни и заговоры, вы…
– Заговоры? Полноте, сударыня! Не преувеличивайте.
– Нет необходимости преувеличивать; существуют факты, доказывающие, что ваши действия направлены против меня. Мне все известно. Вы явились к Паншо, заплатили ему огромные деньги…
– Огромные? – Он покачал головой. – Пустяки, сударыня. Сущие пустяки.
– И однако, из-за таких пустяков вы пришли к Паншо и купили мой вексель – не чей-нибудь, а мой, заметьте это!
– И из-за этого ваши брови так нахмурены, – произнес Клавьер и угрюмо, и насмешливо одновременно.
– Признаться, я не понимаю ваших поступков, господин Клавьер. Зачем вы купили мой вексель?
– Чтобы иметь удовольствие видеть вас, сударыня, – язвительно сказал он.
Эти ответы сбивали меня с толку. Я не хотела кричать, браниться, выражать свою ярость и возмущение, словом, я не хотела показаться фурией. Ведь я аристократка. Но, черт побери, та итальянская кровь, что текла во мне, слишком подмывала меня устроить крупную ссору, и я насилу сдерживалась. Ну, должны же светский лоск и аристократическое воспитание взять верх над моей натурой!
Он неожиданно спросил:
– Что стало с моими цветами?
– Ничего.
– Вы выбросили их?
– Я их не приняла.
– И вы признаетесь в этом, зная, что сейчас вы зависите от моего расположения?
– А почему бы мне не признаться? – спросила я холодно. – Я не боюсь вас.
– Клянусь дьяволом, вы честная женщина, сударыня! – воскликнул он яростно. – В иных случаях вам не мешало бы быть менее честной!
Я впервые видела его в таком состоянии. Его глаза метали молнии, лицо исказилось от гнева.
– Вы, кажется, мне угрожаете? – спросила я надменно. Мой ледяной тон, наверное, охладил и его.
