Торк, зарычав, раздраженно дернул себя за волосы и схватил Руби за плечо.
— Слушай меня внимательно, девка! Не смей никому повторять эти слова! Если дорожишь жизнью этих мальчиков, будешь всем говорить, что это обыкновенные сироты, и никто больше!
Недоумевающая Руби несколько мгновений рассматривала его и наконец пролепетала:
— Я ничего не понимаю, но даю слово никому не выдавать, кто их отец.
Немного подумав, Торк кивнул. Они продолжали идти к дому. Уже у самой двери Руби, не выдержав, спросила:
— Ты говоришь, что не женат. Кто же мать мальчиков?
Торк раздраженно тряхнул головой, но, к ее удивлению, все же ответил:
— Теа, саксонская рабыня, была матерью Эйрика. Она умерла при родах. Асбол, принцесса викингов, бросила Тайкира, когда тому было два месяца. Может, она все еще жива. Я ничего о ней не знаю.
Он равнодушно пожал плечами.
— Она искала мужа знатнее и богаче, чем я; правда, я не особенно страдал из-за этого.
— Но почему мальчики не живут с тобой?
Торк резко остановился, держась за кожаную ручку двери, и резанул ее ледяным взглядом:
— Потому что мне они не нужны.
Руби в ужасе поднесла руку ко рту и хотела спросить еще что-то, но Торк холодно предупредил:
— Передай Олафу, что я иду в стойла седлать лошадей. Подожду его на улице.
И он грубо втолкнул ее в дверь.
У Торка два незаконных сына! И они ему не нужны! Что же он за человек?! Джек любил сыновей до безумия. Это — лучшее доказательство того, что Джек и Торк — разные люди.
Руби передала Олафу слова Торка, и он, наскоро познакомив ее с женой, быстро поцеловал Джиду в щеку и выскочил наружу.
В огромном холле, длиной почти сотню футов, горел большой очаг, открытый со всех сторон. Дым выходил в дыру в высоком потолке.
Джида оказалась прекрасной хозяйкой — в доме была безупречная чистота, пол покрывали свежие циновки. Нигде ни соринки. На полках стояли деревянные блюда, со стен свисала кухонная утварь. Деревянные лохани и бочонки с маслом, сыром, творогом и молоком были расставлены около кухни.
На стенах висели куски ткани, чтобы сквозняки не так свободно гуляли зимой по комнате, по обеим сторонам холла стояли вделанные в стены скамьи.
На втором этаже располагались спальные клетушки. Внизу на первом этаже, на одном конце тоже были спальни поменьше, скорее всего для двух рабынь и трех рабов, расставлявших сейчас столы в холле. Кроме того, они приносили блюда и масляные светильники из мыльного камня. На другом конце Руби увидела ткацкий станок и прялку, а также с дюжину кресел, на которых лежали мягкие подушки.
Эйрик и Тайкир были заняты какой-то настольной игрой. На обоих были мешковатые штаны и домотканые сорочки. Мальчики умылись и пригладили длинные волосы. Руби умирала от желания подойти к ним, но вовремя заметила предостерегающий взгляд Джиды.
Закончив отдавать приказания служанкам, хозяйка сказала:
— Добро пожаловать в мой дом, Руби. Тира покажет тебе покои, где ты можешь умыться перед обедом.
Тира повела Руби наверх в маленькую комнатку, просто обставленную, в которой оказались лишь одна маленькая лежанка, сундук для одежды и деревянный стол с глиняным кувшином и миской, наполненной водой, а также светильником из мыльного камня. Два полотняных полотенца висели на стуле.
— Мама сказала, чтобы я не приставала к тебе, — заметила Тира, переминаясь на пороге и явно надеясь, что Руби пригласит ее войти.
— Не думаю, что такая лапочка может надоесть, — искренне возразила Руби.
Тира расплылась в очаровательной улыбке и спросила:
— А сколько у тебя детей?
— Два мальчика, — не колеблясь ответила Руби. — Эдди и Дэвид.
— Ты по ним скучаешь?
— Очень.
У Руби до сих пор не было времени тосковать о сыновьях. Сердце заболело при мысли о том, что она никогда не увидит их снова. Как они смогут жить без матери? Конечно, Джек вернется домой, но не посчитают ли они ее мертвой? И что подумают?
Нет! Руби отказывалась думать об этом. Сейчас главное — выжить. Потом она найдет способ вернуться в будущее. Если же ей не удастся… что же, придется подумать, как пережить потерю.
Так же, как нужно будет жить дальше одной, без Джека. О Боже, неужели он покинул ее только сегодня? Или много столетий назад?
— А ты мне расскажешь еще раз сагу о Гензель и Гретель? — умоляюще пробормотала Тира. — После ужина.
— Конечно, крошка… если твои родители позволят. Но им может не понравиться, что я рассказываю тебе всякие истории.
— Нет! — быстро заверила Тира. — Они тоже любят сказки. Мы все любим.
После ухода Тиры Руби разделась, обтерлась мокрым полотенцем и умылась белым мылом без запаха, совсем таким, какое варила из древесной золы ее прабабка. Потом она снова оделась и спустилась вниз, где уже был подан ужин.
Только что вернувшийся Олаф уселся во главе стола. Слева устроилась Руби, справа — Джида. Девочки разместились по обе стороны стола, а еще дальше сидели сыновья Торка.
Олаф смущенно объяснил, что Торк переночует в городе и зайдет утром, перед тем как отправиться в поместье деда. Руби стало плохо, когда она увидела разочарованные лица мальчиков.
К ее удивлению, все собравшиеся за столом склонили головы в молитве.
— Благодарю тебя, Боже, за добрую еду и за то, что прислал домой мужа и отца живым и здоровым, — сказала Джида.
— И благодарение Тору и Одину за нашу счастливую судьбу, — добавил Олаф.
Должно быть, лицо у Руби было таким удивленным, что Олаф счел нужным пояснить:
— Мы исповедуем обе религии. Крещение в христианскую веру — это цена, которую платят викинги за жизнь в чужих странах. Большинство делают это из соображений безопасности.
— Нет, муженек, некоторые становятся истинными христианами, — возразила Джида.
За столом текла непринужденная беседа. Руби наслаждалась вкусной едой и плоским хлебом, называемым «беннок», который пекли ежедневно. Даже дети говорили свободно обо всем, что случилось в отсутствие отца.
Джида рассказала о том, кто умер, кто родился, кто вышел замуж и женился.
— Говорят, что теперь в Джорвике живет тридцать тысяч человек. Неужели это правда? — спросила она мужа.
— Может, это и преувеличение, но город растет, как сорняк. Я заметил, что даже улицы идут в определенном порядке.
— Да. Теперь у нас Копергейт, Питергейт, Эндрюгейт, Скелдергейт, Бишопгейт…
— А что означает «гейт»? — перебила Руби. — В моей стране это «дверь в заборе».
— «Гейт» — это норвежское слово, означающее «улица», — объяснил Олаф.
Дети тоже сообщили отцу свои важные новости. Тира рассказала о том, что на прошлой неделе старая кошка принесла пять котят. Астрид застенчиво осведомилась о красавце Селике, что, по-видимому, расстроило Олафа. Остальные наперебой докладывали об успехах в домоводстве, неудачах, сплетнях и безделушках, которые хотели купить.
Сыновья Торка сидели молча, лишь иногда перешептывались между собой. Они держались подчеркнуто обособленно от дружного семейства Олафа. Одинокие, заброшенные дети. Как мог Торк после такого долгого отсутствия не побыть с собственными детьми хотя бы одну ночь? И почему они живут в доме Олафа, почему не с дедушкой Торка Даром? Что-то здесь не так.
Руби недоумевающе покачала головой, решив, однако, непременно докопаться до сути дела. Сердце разрывалось от желания помочь мальчикам, но Руби помнила о предостережении Торка. «Позже», —
