Приграничная торговля была важной для Шотландии, и одного этого оказалось достаточно, чтобы склонить шотландский Парламент к переговорам. Когда Аннунсиата вернулась в Лондон, уже удалось достичь договоренности о встрече уполномоченных от обеих стран в апреле в Уайтхолле для проведения предварительного обсуждения вопроса. Союз между странами стал бы успехом вигов и сделал бы возможность передачи трона преемнику из Ганновера более вероятным. Но Аннунсиата не верила, что шотландцы когда-либо согласятся на союз. Она также сомневалась в том, что возможный выбор Анны падет на Георга-Луиса. Королева никогда не забывала его пренебрежительного отношения, когда была еще девочкой. Она всегда ненавидела даже звук его имени, и все знали о ее серьезном чувстве вины за свое поведение по отношению к своему отцу.
С двором Ганновера у Аннунсиаты существовали крепкие связи. Мужа единокровной сестры Аннунсиаты Руперта недавно послали в Херренгаузен специальным эмиссаром королевы: обсуждалась возможность прибытия супруги курфюрста Софии и ее сына в Англию, чтобы они были под рукой на случай смерти Анны, Такие же крепкие, но тайные связи поддерживались с Сен-Жермен. Из сплетен Ванбро Аннунсиата знала, что некоторые из лордов в партии вигов, даже сам великий Мальборо, не засвидетельствовали свое почтение королю Джеймсу из соображений личной безопасности. Этим летом, в июне 1706 года, Джеймсу исполнилось восемнадцать лет, что означало конец его несовершеннолетию. Совет регентства упразднили. Этот факт вкупе с туманной возможностью объединения Англии и Шотландии делал все более и более вероятным скорое вторжение от имени молодого короля. Аннунсиата понимала, что при таком повороте событий ее положение станет опасным, и начала очень осторожно продумывать планы отъезда, если возникнет необходимость.
Договор о союзе был принят шотландским Парламентом с январе 1707 года. В Глазго и Эдинбурге прошли мятежи. Листовки говорили о возможности кровопролития, гражданской войны и вторжения. В Лондоне в соборе Святого Павла состоялась благодарственная служба с пышной процессией и речами, посвященная самому славному дню правления королевы Анны. Предполагалось, что договор вступит в силу с первого мая, и пресвитеры шотландской пресвитерианской церкви объявили 1 мая днем поста и траура из-за унижения страны. Аннунсиата получила сообщение от Эдмунда из Сент-Омера, что полковник Натаниель Хук послан в Шотландию в качестве специального эмиссара, чтобы выведать, могут ли восстать великие лорды. Она знала Хука с тех пор, как встретила его в Сен-Жермен, когда он присоединился к Ирландской гвардии: он был одним из ее гостей в ту первую длинную зиму. Она слышала о нем раньше, что на самом деле он служил капелланом у герцога Монмауса, находился при нем во время восстания и скрылся после Седжемура. Через два года он сдался на милость короля Джеймса И, и когда тот простил его, он проявил свою верность тем, что перешел в католицизм, а позже отправился с ним в ссылку. Хук сражался при Войн рядом с Карелли и был пятью или шестью годами старше ее сына.
Даже до того, как Хук послал сообщение королю в Сен-Жермен, восемь шотландских лордов тайно прибыли в Сен-Жермен просить короля Джеймса и короля Людовика отправиться в Шотландию и возглавить шотландцев в борьбе против англичан, которые лишили их независимости. От Эдмунда Аннунсиата узнала, что красноречие лордов оказало свое действие на обоих королей и позже, когда Хук сообщил, что вся нация готова восстать и, возможно, собрать войско количеством около тридцати тысяч человек, ясный план вторжения в январе был готов. Аннунсиата сожгла письмо и долго сидела в глубокой задумчивости.
Ее собственное положение было затруднительным. Она находилась в Англии неофициально, благодаря благосклонности королевы Анны. Однако если произойдет вторжение, ее почти наверняка арестуют или вышлют как опасную личность. В то же время, если она отправится сейчас в Шотландию или за границу, она возбудит подозрения агентов королевы. Она должна, исходя из ее долга перед королем, делать все возможное, чтобы помочь ему, но мысль о Морлэнде не сулила надежд. Маленького Матта полностью поглотили заботы об имении и жене – пустая Индия недавно принесла пятого сына Томаса и полная детская требовала ее хлопот. Будет ли у них время или желание тратить силы на короля, находящегося по ту сторону Канала? Она не думала, что кого-либо из них хоть на йоту волнует вопрос, кто сидит на троне Англии, лишь бы их оставили в покое.
А дальше на север, что даст другой дом Морлэндов? Франчес и Джон в Нортумберленде – молодые люди, у которых нет особой причины любить короля Джеймса, – разве они восстанут? В Шотландии, без твердой правящей руки Кэти, разве они восстанут? И должна ли она предупредить их о планах, чтобы они могли быть готовы, когда это может дать им возможность предать восстание преднамеренно или случайно?
В конце концов Аннунсиата решила, что самое лучшее и безопасное – ничего не делать. Она только написала королю в Сен-Жермен и обещала ему деньги в пределах стоимости своего имения, если они ему понадобятся. Она приготовила небольшой сундук с необходимыми вещами и драгоценностями, готовая не мешкая сняться с места, как только начнется восстание.
Однажды в начале зимы Матт возвращался домой верхом. Он укутался плащом по самые уши, а шляпу натянул вниз, чтобы защититься от колючего, ледяного ветра, – «ленивого ветра», как называют его люди, потому что ему очень лень обдувать людей и он проходит прямо через них. Звезда, почуявший конюшню, шел резво, слегка подергивая удилами, когда он изящно трусил рысью по замерзшей дороге от Шиптон Мура в деревню. Матт наслаждался чувством приятного довольства своим жребием. Он только что заключил удачную сделку о продаже одной из своих лошадей и спешил домой к ужину богатым человеком, обладателем пяти сотен гиней. Дома его ждет Индия с сияющим видом, как она обычно выглядела на такой стадии беременности. Все его пятеро мальчиков были здоровыми и быстро росли. Джемми, вверенный заботам наставника, проявлял признаки учености, как и его отец. Назавтра Матт обещал торжественно «надеть штаны»[32] Роберту, которому было ровно пять лет. Поскольку он добирался до дома до темноты и до наступления холода, ему не на что было жаловаться. Оставалось проехать миль пять, и он пустил Звезду легким галопом, позволив коню самому выбирать путь по жесткой земле.
В деревне он был вынужден перейти на шаг, а затем и совсем встать, так как его путь пересекала похоронная процессия. Похороны являлись обычным делом, особенно в это время года, и Матт машинально снял шляпу, заметив, что хотя хоронили бедного человека, проводы в последний путь были достойными. Жалость Матта возросла, когда похоронные дроги проезжали мимо. На них лежал гроб взрослого человека и два детских гробика. Сзади сразу за дрогами шел мужчина с выражением сильного горя, из чего Матт с печалью заключил, что умерла мать и двое детей.
Проходя мимо, мужчина быстро взглянул на Матта. Матт увидел опустошенное горем лицо, смутно показавшееся ему знакомым. Мужчина остановился, и Матт воскликнул:
– Дейви, это ты?
Процессия встала в беспорядке, и Матт соскочил с лошади и стремительно бросился к Дейви, забыв в своей радости о том, как они расстались много лет назад, забыв на мгновение, что Дейви шел в похоронной процессии. Каменная неподвижность Дейви вернула его к реальности. Он опустил руки, но не мог удержаться, чтобы снова и снова не улыбаться в восторге, но тут же погасил улыбку ввиду горького события. Дейви смотрел на него со смешанным выражением усталости и жалости, за которым, если и возникла какая-то радость, то она была надежно скрыта.
– Хозяин Матт, – проговорил он. – Да, это я. Вы встретили меня в плохое время.
