понимал всего лишь половину. Он сказал неуверенно:
– Берч говорит, что протестанты думают, будто они могут сами выбирать короля, а не вверять это божьей воле.
Но Старый Конн заметил нечто неладное в отаре, резко выкрикнул что-то на своем непостижимом диалекте молодой собаке, та вскочила и кинулась за отбившейся овцой. Когда все закончилось, собака вернулась, и, тыкаясь мордой в загрубелые ладони Конна, выпрашивала награду, старый пастух сказал весело:
– Когда люди выбирают сами, они всегда ошибаются. Запомните это тоже, молодой хозяин. Жен ли, королей ли – их выбор всегда плох.
Длинные фиолетовые тени лежали поверх желтой, как фальшивое золото, травы, когда Матт расстался с Дейви около Ущелья Десяти Колючек и поспешил домой, легким охотничьим бегом сокращая расстояние. Морлэнд тоже золотился от заходящего солнца. Серые камни стали медово-желтыми, лишайник на крыше салатово-желтым, а стекла окон, выходящих на запад, выглядели словно квадратные золотые монеты. Люди, рано собравшие урожай, чинили повреждения, остававшиеся после канонады, то было два года назад, и дом уже был почти как новый. Маленький Матт испытывал первобытный голод. От лепешки и сыра Конна осталось только далекое воспоминание, и ему нетерпелось узнать, что будет на ужин. Голубиный пирог, он надеялся, так как дядя Кловис хотел сегодня поохотиться. Голубиный пирог с зеленым луком, или кролик, фаршированный маленькими золотистыми луковками! Его рот наполнился слюной в предвкушении еды, пока он спешил через мост во двор.
Он понял сразу, что что-то случилось. Он почувствовал запах тревоги в воздухе даже до того, как какая-то старуха поспешно выбежала из дома, громко бранясь.
– Где вы весь день пропадали, молодой хозяин? Вас давно ищут. Вам лучше поторопиться. Боже! Что у вас за вид, сплошная пыль и грязь.
То, что старуха бранилась, еще ничто не значило, но было что-то в ее глазах, что-то в линиях рта, что испугало его.
– В чем дело, Мэг? Что случилось? Но она не ответила.
– Входите поскорее, молодой хозяин. Вас требуют, – проговорила она, безуспешно приглаживая его волосы ладонью. Матт пробежал через большие двери в зал и остановился. Кловис стоял там с Клементом и отцом Сен-Мором, что-то обсуждая. Он держал в руке письмо и размахивая им, давал указания Клементу. Тетя Каролина, мать Артура, сидела на маленьком жестком стуле и плакала. Теперь они увидели Матта. Их взгляды устремились на него, серьезные, печальные и тревожные.
– Джеймс Маттиас, – произнес Кловис и его официальность усилила тревогу, – ты явился. Подойди ко мне, дитя мое. Для тебя есть новости.
Новости, конечно, могли бы быть хорошими, но Матт выступил вперед, преодолевая себя, зная; что ничего хорошего его не ждет. Огромный зал дышал холодом после жаркого дня, и его голые ступни сразу же ощутили его, едва он сделал первый шаг по мраморному полу, залитому золотым удивительным светом. Матту страстно захотелось убежать назад, к Конну, овцам. Прошедший день, такой голубой и такой золотой, тихо звучал в нем, как прекрасная музыка, пока ноги неумолимо несли его навстречу новому. Он знал, сам не понимая, откуда это знание, что больше никогда не повторится такого дня, что его он будет помнить как последний день детства.
Новость достигла Сен-Жермен – ужасное поражение, битва у реки Войн, трагические потери среди ирландско-французских войск короля. Решающее поражение произошло в результате роковой, гибельной кампании. Король и Бервик бежали назад во Францию. Лаузан, близкий друг королевы, прикрывая тыл, собирал то, что еще оставалось от армии. Женщины ждали, охваченные страхом. Аннунсиата днями бродила по верхним террасам, с нетерпением высматривая малейшие признаки возвращающихся воинов, желая поскорее узнать, кто жив, а кто нет. Время от времени Хлорис подходила к ней и умоляла отдохнуть или поесть, или посидеть с ребенком, или послушать игру Мориса, но она только отрицательно качала головой, не произнося ни слова. Суеверный страх, что она пропустит первые мгновения прибытия всадников, обуял ее.
Наконец показался авангард. Войско приближалось и Аннунсиата, напрягая глаза, увидела вдали движущееся пятно основных сил, напоминавшее многоногое и многокрасочное насекомое. То тут, то там она замечала солнечные блики от шлемов, лат и экипировки лошадей. Долгое время войско казалось совсем далеко, и вдруг оно очутилось настолько близко, что можно было различить и людей и лошадей. Всадники скакали по широкой улице, временами скрываясь за деревьями. Впереди была видна фигура короля. Скоро Аннунсиате удалось разглядеть Бервика по огромному росту и белокурым волосам. Сразу за ним она увидела серебристую голову Карелли, и сердце ее облегченно заколотилось. Все остальные настолько слились в один поток, что как она внимательно ни вглядывалась, выделить кого-либо она не смогла. Затем они окончательно скрылись за деревьями и стенами.
Аннунсиата покинула свое место на краю террасы и у перил и в спешке, торопясь к лестнице, едва не сбила с ног Хлорис.
– Моя госпожа! – с тревогой в голосе воскликнула Хлорис, но Аннунсиата даже не обратила на нее внимания.
Доркас, задыхаясь, спешила вверх по лестнице. Она проговорила:
– Моя госпожа, моя госпожа, они здесь.
– Да, да, знаю. Я видела их. Прочь с дороги!
– Они должны остановиться в галереях королевы, моя госпожа. Я шла к вам, чтобы сообщить это, – отвечала Доркас.
Тут их настигла Хлорис и решительно сказала:
– Вы не должны спускаться во двор, моя госпожа. Это не Морлэнд.
Аннунсиата в нерешительности переводила взгляд с Хлорис на Доркас и обратно, потом с болью согласилась:
– Конечно, этикет надо соблюдать.
– Да, моя госпожа, – подтвердила Хлорис не без сочувствия, – потерпите чуть-чуть.
Минуты казались днями, неделями. Аннунсиата стояла с другими придворными дамами позади королевы
