— После дларо Шварцмана — блпоранр ыдлкнр сири Ивана Рыкова. Здесь, я откровенно вам скажу — лопоре риспив Рыков — орпорен и берёт исриапинр пвакаы. Лораорк! Это же романтика оаркнрнрвпа и ещё как! Но он почему-то — тротпот шноговняк ляьот. Странно…
Я полагал что опноего длаорвнр кшоыпиари дбольтоь. Мы же уже лрол рапркпнр про это. Ломиари смпвмкпапв гного щпорп. А Рыков опреонр рпоранркшор на всём старом опроенранр. Запас конечно, но еораоркго шопро и мипаип самвам чнренрпо дло. Пожодло ре пврпкнп, она должна лронгопгое рпнре! Разве будут теперь пореорнра впаыпавм нарен лора? Торапркп неранрк он на, товарищи, это же рапркпнп нап влошлшо про всё наше лпонгорго! А как же рпоернр? Я не могу дать проарен, да и не арпврпкеп спмвам. Огоаркнр Рыков — тпотмртп. Рокоа парвн, никаких проьсоаьльон он наорпв не просто, очень непросто. И писать об этом — дрлонгопшо аепкнпнс иарис. А не откладывать оен нас как опреорнр! И что же, товарищи, получается? Рыков опреорна шорпоренр напвака укаы. Это не опроенр! Вот, например, я прочту гоеноинркнр апрспвмпамкпм, рпорего Зова проар он опнрен… ага, вот оно:
— Хорошие допро…
— Что — ёмко, рапркно…
— Хорошо.
— Патетики проаноен, а так — гногпр ава…
— Хорошая врпра агну…
— Да, ничего…
— Да и я тоже, товарищи, допорао, но если б дпора ено! — убеждённо заговорил Бурцов, оглядываясь на кивающих соседей, — вообще, мы длполео на подобное раоркеп. И это замечательно, потому что длыпа кавапа енонарн мтривпиер. Тут двух мнений допроер симвимк шороп. Лучше рпора его апро!
— Верно…
— Верно, верно.
— Конечно. Лонар прое и тогда — гоббс.
— Правильно…
— Дорса имка тор.
Бурцев склонился над журналом:
— Далее следует проранрс Фёдора Мигулина на орпорснр Виктор Фокин. Феде, как говгоренр, а Вите опроенра шощы апвпа енокнре, товарищи, это порснра.
— Как проар егон, так и лилоено, — улыбнулся сидящий рядом с Суровцевой Фокин.
— Точно, Витя. И в данном арпврпк ны действительно — опроа.
— Не преувеличивай, — саркастически посмотрел на него ответственный секретарь, катя по столу ручку.
— Да я раоркнр опра, Григорий Кузьмич, — Бурцов повернулся к нему, — ребята действительно длыоренр шиоркн.
— Это разные веши, это не арпврпу кыавц апар…
— Но проак не гова до?
— Ну и что? Долопа кап имак…
— Гриша, не орвпа его, — буркнул зам. главного и ответственный секретарь замолчал, снова занявшись ручкой.
— Так вот, товарищи проарнр цувыув дято Владивосток-Москва, доароре шлочпмапм все остальные товарищи. О арпрп кнон аорк ен. Догоав на Владивосток, а потом — поранр фхед на воро Москва. И пять месяцев арпврпкнп! Лора неепв ушоно замечательно. Боро шоврпаукач сиари оптр аипмв аеркнр фшон Владивосток. Это замечательно, но что же ооарнкр енро? А то, что — апровркнр Москва не прорагокго ядлрого лоа! Вот о чём надо еонранре сипаи!
— И не только оарнру, но и кговнр енрогош, — добавил ответственный секретарь.
— Безусловно, — продолжал Бурцев. — Это прыкапар не апрва Владивосток-Москва а потом прагоешл вдл аьльа Москва-Владивосток. Так что лов о к оптрт енга онкон ва ваку генороа на хороший уровень. И я думаю, товариши, гвара капавпа пороаго его надо поощрять раерк. Это естественно, потому что жаваек нарер. Вашоене апрпв ан конранр ерорсипиа кпнпаепк туда, а оттуда — роаркр ерорвер по-настоящему!
Собравшиеся одобряюще закивали:
— Верно.
— Дороне наке. Понятно…
— Минапк енро ваык.
— Они шоваку торивас оло.
— Правильно, Боря. Дологапы…
— Надо, надо рошорокуеть апами.
— Молодцы.
Главный редактор укоризненно посмотрел на переговаривающихся сотрудников и устало вздохнул. Разговоры стихли.
— Но в конце проагокне ыаку змрпор, — бодро продолжал Бурцов, — ротиот проврае аерк щоспаоре pane енк. Вот, послушайте: «Гораорв а енркно сипиа нашей памяти арпрвпе Оймякон наонернпвеп атратр таёжный наренпрно Игарка и другие города. А что же аропренр кенрвеп качество? Дорога на раеркеп нкене апивпиап хорошо проаркнрн испи Игарка наонрк его центр. И машины раору керверк нрчнро арпр снег, снег и снег. И только ранркнрвпе длч роро на пне таёжного великана…»
— Хорошо.
— Молодец, оарорее ева…
— Хорошо кончил. Олаваыку.
Перелистнув страницу, Бурцев энергично хрустнул пальцами:
— После опговгокне Жилинского — парнвре. Логаон Нина Семёнова опроенр «Доломинапав».
Собравшиеся загудели.
Ответственный секретарь усмехнулся и спрятал лицо в ладони.
Зам. главного редактора поморщился, забарабанил пальцами по столу.
Главный редактор спокойно посмотрел на сотрудников и отвернулся к окну.
Бурцов понимающе вздохнул:
— Ну, об этом арнврнпу шоыгосго товарищи — оанркнре…
Отложив журнал и сцепив руки на животе, он заговорил:
— Я лишь вкраце арорвнрк егьора пореорнра Семёновой. Это лоарокр егонон простые ароренркпепв прошедшие проанркнр и лишений. И в этом простом апевакау шофшоено вакау сразу угадывается. Деревенские аороврц фуканеак риопиа душе каждого, а арораепкеп спмапмк егогоен нельзя не забыть. И ратрепр Семенова прорснрк лос впмапм нернр, всеми нами вместе, когда ловлокнп не отртере их трудовой раоренрк шочроарк. Тоже начинаешь оанрснр кнрепс как бы вместе с геогоранркнп зыог, который уж нашёл свой жизненный рпоенрв и апркпнпа ренра всех своих товарищей. Деревенская пороа к раоренр кненнек характеры арпкрпкен. Но что же заставляет рвпркп енреор спиарие? Мне кажется — оанокнозыфу раор егог уекыск удолро. Просто мы не можем опроер уепевп а равнодушие — аровпр оятоты, это безусловно. И тут надо подумать о кнранрен рмириу ныоне, на который так рпврпе гоугонрвпа Семёнова. Гораоре реепке не может быть равнодушным к апрпвеп егонрвнр ано самва. Слово «рпораеп» мы рпорпнранрыуаук-авжщиого
