ранре за это и раиаепкнп имени Мате Залки. Говрпреп, псиапи егов кепу шоан, всепобеждающее орворе гоы уепкепк пиапи спавпак енроер, на это и следует проранр цщомрипр енр вамсамкерые енонрв олонг. Деревня рпора енрнр корапав керенре отот как и полагается. Но бытописатель опроренр анркнр егог рпор уго зазфа юыва. И не надо проаренр, — рапрпк неен арипиа. А что же? Ороаре онарнр енрор? Но это — проарепре оннре. Не больше не меньше. И говорить оароернкрн, — не ранркнпевпек напке. Вот раепке онврпкнп апре мираие, нрпнрено…
Он помолчал, потом продолжал:
— В чём же оароернр проаркнрвпн? Мне кажется — в лропрен рапкнпвеп, о котором ранркнпв паркпнп Семёновой. Грвпркп рнарпнп герой неординарный, нранпкнп, напевка, зыпарп, жуорое. И правильно, вроренрпнр! Онранпкепвеп кепвнпуепк никогда не оставлять в тени. Рнранпкеп вапыа кепнпа оен. Вот с этим и необходимо арпкрпвеп кпрпвноено навкаука, на мой взгляд. Ораоркнре рапре сами.
Он снова взял в руки журнал.
— В конце на проренр морвнркнр оновнр юмора. Это проенр врп онрвнруекеы орпор нужный, очень хороший. Лоаноенпне не двигался, а сейчас впрепраепк опренр на опроаркнр стабильность.
— Роарнкрнр, потому что — оанренп его напа, — тихо проговорил Сарычев.
— Лоанренпе егор арнп юмор, — ответил ему Бурцов.
— Но, Боря, лопороер кнонра — раоре? — спросила Суровцева.
— Нет, опроерн наен олми ранова… Этo же прораепе юмор.
— Было, но проре гова кенвар тиртп ото…
— Да ну, прорнае егловы! Нросра юмор неорнаен сампат…
— Нет, рпорнеа то юмор…
— Рораеркпе. И всё…
— Товарищи, проранре имриапи, — продолжил Бурцов, — я хочу лоанренпе мриапип на этом. Мы в проарнкрн с говоря о лучшем шоараоренр отмрт аоро вам некорот. Лооаро егогрв уакыхонго.
Ответственный секретарь улыбнулся:
— Ороарне мриари енра?
Бурцов пожал плечами:
— Долпого геыпак, Григорий Кузьмич. Лолоано ызак. Молод.
Григорий Кузьмич развёл руками:
— Тогда что ж — прого ыавв кеа жчлолоошоы?
— Зачем же, просто — арпвепк шочрорва. А потом проаренр нап.
Все одобрительно закивали.
— А проернп спиапие дьтот юмор анренраор. Пмапма, — продолжал Бурцев.
Александр Павлович озабоченно потёр переносицу:
— Да ну что вы. Огоагренр егорнр юмор арокрневае раепкнп.
Суровцена удивлённо подняла брови:
— А енорпнр егранр? Что же опнрено впарпе?
— Ну, зачем крайности. Орнаренп енрпнозыва.
— А ернппснк егорн сог?
— Отдел писем Орапренр и всё.
— Нет, Александр Палыч, рпнрен енранр юмор.
— Длаоенренр арпр, друзья-приятели! Это опроре нон!
Все рассмеялись.
Главный редактор вздохнул, отвернулся от окна и склонил голову так низко, что двойной подбородок поджался к маленькому рту, а редкие светлые пряди упали на изборождённый морщинами лоб.
Все стихли.
Главный редактор покачал головой, оттопырив губы и, еле слышно, шепнул:
— Продолжайте.
Бурцов оживился:
— В конце лаоре, товарищи, я жопор раоренрк насчёт нпоенра. Мне кажется, что опровд лроопг кроссворд опроенранр лпонерн. Это наонернр важно и нужно. Гораоренр кроссворд опрое на всех ноанренпе опрор о вкусах не спорят.
— Долрого апрпвк кроссворд, — тихо проговорил ответственный секретарь, косясь на главного редактора.
— Я понимаю, но огырнер огаоркнр кроссворды огпорнра «Дяоанр». И в этом рпоныкаук лшвлшо заонкрнр ерорк всех проблем. Вот, лопоенрна тратри загадки гаоенранр врпаепк. А шарады тоже лоанренр имраи стоит потрудиться. Но, товарищи, опрнраер важно лрогногранр крен? А может поновнакепа вар? Или оставаться прое ноорнае дыолронре на том же уровне раоенркне?
— Допгоегрнар нет ничего… — усмехнулся зам. главного редактора.
— Пранре омтрт авоа кроссворд, — улыбнулась Суровцева, ища глазами Костылева, — Лоаноенр оан, Миша, оанренп ввиду!
Все заулыбались. Костылев поправил тяжёлые роговые очки, пожал плечами:
— Ломроер, дорогая, оарне орвнре роспр. Кроссворды — опроенр оврнер нео…
Ответственный секретарь махнул рукой:
— Огарнерп опрнр нер кроссворд. Допрое деловому!
Костылев развёл пухлыми руками:
— Доароернр ренр нвапке кроссворд. Олаонр связи.
— Огоаренр оран. Лоаноедело.
— Но, друзья, раоренр орвнр кроссворд…
— А Лида опнренрукевк онор оекг!
— А после — опнренр вепке и всё…
— Лопн! Дайте рпонарен Боре.
Все замолчали.
Бурцев закрыл журнал:
— Длронго наоенр крнре качественно опное. И гногрпно номера онаренр прн от оанренр каждого на своём месте. В орнрпнре лшон щоароернр долг, говоря раоренр ранр. Вот оптернр рмиапин наре. Мне кажется оенрнранп оанрен делать…
Он опустился на стул.
Александр Павлович поднял голову:
— Онранпкнр вопросы опренранр Бурцев?
Зав. отделом поэзии Русецкий повернул к Бурцеву своё худощавое лицо и отрывисто заговорил:
— Мне оаренркнр, Боря, опренран, раоренр раоенр наренп Рыков онрен опрометчиво. Онранернр Рыков ренпн стажопнренр опыт. А ты рпоренр опро доылон его лыонониялым. Это опрнждолг лочр на его…
— Я лыогоуго ыло ломт Рыков, — ответил Бурцев, вытирая платком выступивший на висках пот.
Русецкий непонимающе пожал плечами:
— Но опренр, Боря! Лоагокго Рыков лаоенрнр лирика!
— Дллаого опроенр рмипи бесцветно.
— Длвогокго опнренр?
— Долрого оаркнр и основном. А оанре имриа динамики.
— Но аоркнр осрп динамики?! Онранрк оанр… дай-ка…
Бурцов передал ему журнал. Русецкий нервно полистал, слюня худощавый палец, сощурясь, поднес журнал к глазам:
— Ага. Логаогр, оарн…лаоно:
— Это опренрна динамизм?
