И вновь перед глазами возникла Вика, девочка с косичками, которая обещала стать красавицей, она сидит и торопливо пишет в тетрадь строчка за строчкой «Я люблю тебя». Крик о помощи, которого никто не услышал.
Утром я появилась на работе раньше обычного. Тетрадь Вики лежала на моем столе, и взгляд то и дело возвращался к ней. Может, поэтому я думала только об этой девочке, шагнувшей в пустоту?
Корзухин числился в VIP-персонах, и я не сомневалась: вскрытие проведут быстро. И хотела знать результаты. Фельцман утверждал, что все лечение состояло в свежем воздухе, спокойной обстановке и безобидных витаминах. Так ли это или его вчерашнее бормотание о тяжелом ударе имеет какую-то причину?
С трудом дождавшись одиннадцати часов, я позвонила Валерке.
– Ну, и что ты от меня хочешь? – весело спросил он.
– Слышал, что произошло в клинике Фельцмана?
– Еще бы.
– Хотелось бы знать результаты вскрытия.
– Так кто ж тебе откажет? Ты у нас…
– Я у вас, а ты у меня, можно сказать, единственная надежда. Я хочу знать не то, что напишут в акте, а то, что есть в действительности.
– А это две большие разницы? – удивился Валера.
– Не знаю, но надеюсь узнать. И надежды эти возлагаю на тебя, мой бесценный друг.
– Я проникся. Сейчас метнусь. И с блеском выполню задание. С тебя, как обычно, поллитра.
В ожидании его звонка я собралась навестить приболевшего Дергачева, но сообразила, что визит в областную больницу, где он находится, придется отложить часов до четырех, когда гражданам предписано посещать больных.
Пока я размышляла, что полезного могу сделать, позвонила Ритка.
– Ольга Сергеевна, соединяю с Игорем Николаевичем. – Официозом подруга страдала только в случае, если Дед нависал над ее душой. Через мгновение я услышала родной голос:
– Что у вас вчера произошло?
Разумеется, я могла прикинуться, что не поняла вопроса, но смысла в этом не увидела. Оттого ответила сразу:
– Ночью погибла Вика Корзухина. Мне позвонили, я приехала и у трупа столкнулась с ее отцом. Он решил, что я виновата в гибели девочки, о чем мне и сообщил.
– Ты виновата? – то ли уточняя, то ли удивляясь, спросил Дед.
– Задай вопрос полегче. В любом случае мне очень жаль…
– Вот и скажи ему об этом. Он сейчас у меня. Давай, давай, мы ждем.
Я повесила трубку и выругалась. Способность Деда представить дело так, точно он в нем ни ухом, ни рылом, а напортачили, как всегда, олухи-подчиненные, неизменно меня поражала, а временами вызывала буйный восторг. Вот как сейчас.
– Иезуит, – пробормотала я себе в утешение и отправилась к работодателю.
Ритка, испуганно поглядывая из-за компьютера, делала тайные знаки, но смысла их я не поняла и открыла заветную дверь. Дед сидел на диване, что могло означать только одно: беседа была неформальной и доверительной. Корзухин замер возле окна, в точности так, как любил делать сам Дед в минуты раздражения: руки в карманах брюк, перекатывается с пятки на носок. А я вдруг некстати подумала, что они чем-то похожи. Умеют вызвать симпатию, уважение и впечатление произвести, конечно, тоже. Красивые мужики, разумеется, не в глянцево-журнальном смысле, хотя и здесь есть чем похвастать. В самом деле, похожи. Корзухин, правда, будет помягче, поуступчивее, видно, не успел поднатореть в политических битвах. Я прикрыла дверь и сказала:
– Здравствуйте. – Замерла, ожидая дальнейших указаний. Дед хмуро посмотрел на меня, перевел взгляд на Корзухина и заговорил спокойно и весомо:
– Володя… – Дед иногда любил придать разговору задушевность, коли видел в этом выгоду, и обращался к собеседнику по имени. Особо, правда, не баловал, чтоб народ ценил и спешил прослезиться. – Я бы хотел разрешить все возможные недоразумения. Интерес к тебе и в том числе к твоей личной жизни вполне объясним: те, кто рассчитывает на тебя, должны быть уверены… в общем, чем скорее ты поймешь, что у публичности есть свои отрицательные стороны, тем лучше. И эти самые стороны следует принимать без излишней нервозности. Возможно, Ольга Сергеевна слегка перестаралась, но ею руководило желание помочь тебе и уж никак…
Вот еще одна черта Деда: начнет болтать и непременно увлечется. Наговорит с три короба, но при этом ровным счетом ничего не скажет по существу. Но на этот раз Дед был не в ударе и быстро закончил свою импровизированную речь, потом посмотрел на меня и кивнул на Корзухина.
– Владимир Сергеевич, – сказала я, кашлянула, пытаясь избавиться от чувства неловкости, а еще раскаяния, – я очень сожалею, что так получилось. И…
Я думала, он будет стоять, демонстрируя мне свою спину и вряд ли слушая мои дурацкие оправдания. Но он повернулся, смерил меня взглядом с головы до ног и переспросил, отворачиваясь:
– Вы сожалеете?
– Да. И… ваши чувства мне понятны…
– Что вы можете понять? – взорвался он. – Откуда вам знать, что это такое: потерять ребенка?
Удар был ниже пояса. Ладно, заслужила.
– Извините, – поспешила закончить я.
Он опять повернулся, в лице не было злости или неприязни, только боль.
– Я вчера наговорил лишнего… Вы тоже меня… простите.
Он уставился в окно, а Дед махнул мне рукой, мол, топай отсюда. Я вышла, Ритка поднялась со стула и шепнула:
– Чего?
Я молча постучала ребром ладони по своей шее, Ритка закатила глаза, а я выскочила из приемной.
– И заключили друг друга в братские объятия, – сердито фыркнула я, возвращаясь к себе. – Зачем Деду понадобилась эта сцена?
Раздора в рядах соратников он не терпел и периодически устраивал братания, толку от них было немного, раз в нашем серпентарии каждый пекся только о себе, но, видно, это доставляло ему моральное удовольствие. Может, я на него наговариваю, привыкнув во всем видеть коварный умысел? Корзухин чувствует себя скверно, вчера в горячке сказал лишнее, я чувствую себя не лучше, извинилась, он тоже, вполне по-человечески. Вот только один вопрос меня интересует, и касается он упомянутого Дедом «недоразумения». Должна я продолжить копаться в жизни Корзухина или Дед решил, что больше ни к чему? Может, он просто пожалел Корзухина: жена, теперь ребенок… Мне вся эта история точно без надобности, особенно теперь, когда мысли заняты Вешняковым.
Валерка отзвонился раньше, чем я предполагала, может, мысль о поллитре так его вдохновила или задание вовсе не вызвало трудностей.
– Тебе повезло, – довольно сообщил он. – Вскрытие проводил мой знакомый, с ним мы пузырь, скорее всего, и раздавим. Понятия не имею, что тебя интересует, одно знаю наверняка: то, что он мне сообщил, ничем не отличается от того, что есть в акте вскрытия. Кстати, никто и не намекал, что надобно мудрить. Никаких психотропных веществ и так далее, девчонка была вменяема и здорова, не считая застаревшего бронхита. Правда, кое-что на моего знакомого впечатление произвело.
– Не тяни, – попросила я.
– Несмотря на юный возраст, девушка вела напряженную половую жизнь.
– В смысле?
– В смысле, пользовали ее основательно и по-взрослому. Ты ж дама замужняя, наверняка знаешь, что нет пределов совершенству, а также фантазии. В общем, девица жила на всю катушку, жаль, что так недолго.
Выслушав Валеру, я повесила трубку и задумалась. Взгляд упал на тетрадь Вики. Что в словах Валерки меня так покоробило? К его манерам я давно привыкла, словесные обороты краски стыда на моем девичьем
