с флористом и… чтобы после всего этого не подарить Кате цветов?
– Что желаете, молодой человек? – с отеческим снисхождением осведомился у него пожилой продавец- азербайджанец.
Колосов взглянул на цветы в витрине киоска. Представил себя с идиотским букетом-веником в руках на пороге этого самого лаунж-бара. И… круто повернул назад к машине. Беги, спеши, дурачок, а потом над тобой только смеяться будут с подружками, а может, и того еще хуже – с драгоценным мужем на пару.
Бар он нашел сразу – наверное, сердце подсказало. Сердце – глупый, упрямый вещун.
В баре все столики были заняты. На маленьком танцполе кружили пары – все сплошь зеленая молодежь. Катя сидела за столиком на галерейке. А возле уже кто-то стоял, склонившись, приглашал.
– Парень, парень, парень, это самое… давай, давай, давай, к себе, к себе, девушка не танцует. – Задыхающийся Колосов мысленно поздравил себя, что без букета. – Катя, я… ты долго меня ждала?
– Никита, присядь. Ты голодный, есть что-нибудь будешь? Тут стейки жарят на углях.
– Стейки… Это потом, Катя, я хочу тебе сказать…
– Никита, потрясающая новость. Я подумала – вдруг ты завтра куда-нибудь в район сорвешься спозаранку, а это срочно. Представляешь, я сегодня совершенно случайно после редакции зашла в Афанасьевский.
– Куда? – Колосов слышал в себе какой-то шум, гул – музыка ли то играла в баре или кровь его?
– В Афанасьевский переулок. Ну, помнишь, вчерашние посетители визитки свои оставили. В Афанасьевском у них, оказывается, цветочный магазин. Я зашла туда совершенно случайно. И знаешь, что я там узнала?
Колосов медленно поднялся со стула.
– И ты только поэтому позвонила? Выдернула меня сюда?
– Естественно! Это же такая новость… А что это у тебя такое лицо?
– Какое у меня лицо?
– Свирепое, – Катя обидчиво насупилась. – Может, я какие-то твои планы на вечер нарушила, ну так извини. Я буквально на секунду тебя оторву, и езжай себе на здоровье, куда ехал. Вот этот адрес, я записала для тебя – Долгоруковская улица, дом номер… квартира… гражданка Пегова Фаина Игнатьевна. Алексей Бойко – этот ваш Арнольд, ну, которого застрелили, он довольно часто посылал ей по этому вот адресу цветы. Он был клиентом «Царства Флоры», представляешь? И его босс, этот ваш Аркаша Козырной, тоже пользовался через него их услугами. Те цветы, которые были в их машине, – они тоже заказали там, в этом флористическом салоне.
– В каком салоне?
– В цветочном. Называется «Царство Флоры» в честь картины Никола Пуссена, она… точнее, гобелен с нее у них там на стене висит. Они оба флористы, понимаешь? Эти двое, которые были у тебя вчера. А покойный Бойко-Арнольд был их клиентом. И потом, насчет того желтого цветка из пластмассы и той лианы, я узнала, как они называются. И я подумала… Никита, ну ты что? Ты уж лучше ругай меня, только не сиди с таким зверским видом…
– Слушай, – Колосов, закусив губу, смотрел на нее с высоты своего роста. – Раз уж я тут и ты тут, давай, что ли, потанцуем? Рискнем, а?
О бедных покойниках, точнее, об одном из них – об Арнольде – вспоминали в тот вечер и на Троицкой Горе. Сергей Тихомиров около восьми вечера приехал к своему компаньону и другу детства Андрею Балмашову из Москвы на машине. И вот они сидели за большим столом на огромной кухне – на той самой кухне, которую Колосов толком и не рассмотрел, – под синей с узорами венецианской лампой, среди связок чеснока, нарядных гирлянд из лука и перца, украшавших стены. В открытые настежь окна на свет лампы роем летели бабочки-ночницы. На столе стояла полупустая бутылка красного вина. Только что кончили ужинать, и Флоранс собрала со стола тарелки и подала по французскому обычаю сыры, виноград, коньяк и кофе. В разговор мужчин она не вмешивалась да практически и не понимала его, друзья говорили по-русски. Тихонько сидела за столом, не сводя с Балмашова отрешенного и вместе с тем чрезвычайно пристального, настойчивого взгляда. И по одному его знаку, по движению бровей вскакивала и бросалась в гостиную – то за пепельницей, то за новой пачкой сигарет. Подносила мужу зажигалку и потом снова усаживалась на свое место, сложив руки под грудью.
Тихомиров рассказывал о посещении салона в Афанасьевском сотрудницей милиции – «той девицей, что тогда торчала в кабинете, помнишь?». Рассказывал очень подробно, стараясь ничего не упустить, не забыть. Балмашов слушал, курил. В его бокал с вином упал мотылек, обжегшийся о лампочку, и пытался выбраться из винной лужицы, оставшейся на дне бокала.
– Пьяная моль, – усмехнулся Тихомиров. – Вытащить, что ли? Дай салфетку.
– Все равно теперь сдохнет, – ответил Балмашов. – Еще кофе сварить?
– Нет, спасибо. Мерси боку, Флоранс, как это… сэтэ трэ бон! Вкусно все было, очень, очень вкусно! – Тихомиров обращался к Флоранс громко, как обращаются к глухим. – Поеду, пора к своим. Заждалась небось меня уж моя банда.
– Даше передавай привет от меня, – сказал Балмашов. – И вообще… пусть все будет хорошо там у вас. Не хочу, чтобы что-то темное, неприятное вас коснулось – тебя, Дашу, детей.
Тихомиров помедлил.
– А может, остаться мне здесь, с тобой? – спросил он. – В смысле переночевать? Своим сейчас звякну.
– Ничего, езжай. Все в порядке. Забудь об этом.
– То есть как это забудь? Ничего себе забудь! Хорошо еще менты шустро начали поворачиваться. И туда и сюда. Этот майор, говоришь, звонил, приезжал. Правильно ты сразу сориентировался через министерство обратиться, а то бы хрен кто пальцем пошевелил.
– Все нормально. И все будет нормально. Все хорошо, слышишь? – Балмашов дотронулся до плеча
