привлекательны. Можно мне все-таки повидать Дональда? Вы не возражаете?
От гнева она совсем осмелела. Войдя в кабинет, она взглянула на Мэгона без всякого страха – на лицо, на шрам. Она поздоровалась с ректором, поцеловала его, потом быстрым грациозным движением повернулась к Мэгону, отводя взгляд от его шрама. Он смотрел на нее спокойно, без всякого выражения.
– Из-за тебя я попала в глупое положение, – шепнула она со сдержанной яростью, нежно целуя его в губы.
Джонс, забытый всеми, пошел следом за ней по коридору и остановился у запертой двери кабинета, прислушиваясь к ее торопливому грудному голосу за немой дверью. Потом, нагнувшись, он заглянул в замочную скважину. Но ничего не было видно, и, чувствуя, как от наклона у него перехватывает дыхание, ощущая, как подтяжки врезаются в жирные согнутые плечи, он выпрямился и встретил бесстрастный, внимательный взгляд Гиллигена. Желтые глаза Джонса сразу опустели, он обошел воинственно застывшую фигуру Гиллигена и, небрежно посвистывая, вышел на улицу.
11
Сесили Сондерс вернулась домой, раздувая в себе и без того неугасавшее возмущение. У дома ее уже издали окликнула мать – и она застала обоих родителей вместе, на веранде.
– Ну, как Дональд? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, сказала: – Джордж Фарр звонил, как только ты ушла. Я тебя прошу, говори заранее, что ему передать, когда тебя нет. Тоби все время приходится бросать работу и бегать к телефону.
Сесили, не ответив, прошла было к двери, выходившей на веранду, но отец поймал ее за руку и не пустил.
– Как выглядит Дональд сегодня? – спросил он, повторяя вопрос жены.
Она напрягла руку, стараясь вырваться.
– Не знаю и знать не хочу, – резко сказала она.
– Разве ты не зашла к ним? – В голосе ее матери послышалось удивление.
– Я думала, ты пошла туда.
– Пусти меня, папа! – Она раздраженно дернула рукой. – Я хочу переодеться. – (Он чувствовал ее напряженные хрупкие пальцы).
– Ну, пусти же! – умоляюще протянула она, но он только сказал:
– Пойди сюда, дочка!
– Нет, Роберт, – вмешалась жена, – ты же обещал не трогать ее!
– Пойди сюда, дочка, – повторил он, и, не сопротивляясь, она позволила притянуть себя за руку к его креслу. Она присела, нервная, нетерпеливая, и отец обнял ее одной рукой. – Почему ты не пошла туда?
– Но, Роберт, ты же обещал! – как попугай, повторила жена.
– Пусти меня, папа! – Она вся напряглась под тонким светлым платьем. Но он не отпускал ее, и она сказала: – Я там была.
– И видела Дональда?
– О да! Эта противная черная женщина наконец снизошла – допустила меня к нему на несколько минут. И, конечно, в ее присутствии.
– Какая противная черная женщина, детка? – с интересом спросила миссис Сондерс.
– Черная женщина? Ах, эта самая миссис, как ее там. А я-то думал, что вы с ней подружитесь, дочка! Мне казалось, что у нее хорошая, трезвая голова.
– Не сомневаюсь. Только…
– Какая черная женщина, Сесили?
– …только ты лучше не показывай Дональду, что она и тебя покорила!
– Дочка, дочка! Что ты болтаешь!
– Тебе хорошо так говорить! – сказала она, напряженно и страстно. – Но у меня есть глаза. Разве я не вижу? Зачем она поехала за ним из самого Чикаго или где они там были? И ты еще ждешь, чтобы я…
– Кто приехал? Откуда? Какая женщина, Сесили? Какая женщина, Роберт?
Но никто не обращал на нее внимания.
– Нет, дочка, ты к ней несправедлива. Ты просто не в себе.
Он не отпускал ее, напряженную, хрупкую.
– А я тебе говорю, она… Нет, тут не только она. Это я ему простила, потому что он больной, потому что он всегда был такой с… ну, с женщинами. Помнишь, еще до войны? Но он меня унизил перед всеми, он… он сегодня… Пусти меня, папочка, – повторила она умоляюще, стараясь вырваться от него.
– Но какая женщина, Сесили? При чем тут женщина? – В голосе матери слышалось раздражение.
– Дочка, милая, не забывай, что он очень болен. А про миссис… м-м…
– Роберт, кто эта женщина?
– …продумай все хорошенько вечером, а утром поговорим.
– Нет, говорю тебе: между нами все кончено. Он меня унизил перед ней! – Она вырвала руку и
