Диана схватила серебряную лампу и швырнула ее в дверь. Потом упала на кровать и разрыдалась.
Келл позволил ей плакать целых пять минут, потом сухо заметил:
— Твои слезы на меня не действуют, леди. Побереги их для Маркуса Магнуса.
— Ох, заткнись! Так вы сговорились — будь вы прокляты! — убрать меня из дома, чтобы он мог тут устроить эту мерзкую римскую оргию! — Диана села и вытерла глаза.
Келл решил, что самое время немного пригладить взъерошенные перья. Маркус Магнус и от него самого был не в восторге.
— Господин хотел уберечь тебя от этого зрелища. Эти люди всегда ведут себя, как грязные животные.
— Ты хочешь сказать, такое бывало и раньше? — воскликнула Диана.
— Виноват эта свинья Паулин! Если бы примипил не пригласил его на виллу, он стал бы его врагом, а враги Паулина долго не живут. Хозяин пригласил Юлию Аллегру и ее девиц, чтобы мужчины не приставали к домашним рабыням.
— Юлия Аллегра — хозяйка «веселого дома»? — спросила Диана. — Она мне кое-кого напоминает, ту тоже звали Аллегрой. — «Когда она не называла себя мадам Лайтфут», — уныло подумала Диана. Нижняя губа у нее задрожала. — Ох, Келл, что мне делать?
— Перестать вести себя глупо, разумеется.
— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросила она.
— Подойди к зеркалу.
Диана медленно подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение большими печальными глазами.
— Посмотри на себя… как следует посмотри! Ты одна из самых красивых женщин, каких мне когда-либо приходилось видеть. Один взгляд на тебя, и он остолбенел, как будто в него ударила молния. Если ты его ждешь, станет он смотреть на другую женщину?
Она шмыгнула носом:
— А как же Юлия Аллегра?
— Он не дотронулся бы до нее и чужим фаллосом.
— Правда? — спросила она тоненьким голоском.
— Я только прошу тебя верить своим собственным глазам. Да ему хоть мешок на голову надень, он не станет терять на нее время.
Диана рассмеялась, несмотря на грубый тон Келла.
— Возможно, он бережет ее для Паулина?
Пришла очередь смеяться Келлу:
— Свинья для грязного борова!
Подумав, Диана рассудила, что со стороны Маркуса было куда благороднее пригласить проституток, чем позволить легионерам бегать за домашними рабынями. В конце концов, вилла принадлежит ему, и он может делать здесь все, что захочет, вот только она не в силах преодолеть жгучей ревности, охватывающей ее при мысли о любой женщине, которой он касался. Когда он придет в спальню, то дорого за это заплатит. Она разыграет из себя снежную королеву. Ему придется сто раз извиниться, прежде чем она оттает…
Однако Маркус в опочивальню не пришел. Он держался от нее на расстоянии, и ей удалось увидеть его лишь на следующий вечер. Весь день Диана провела одна, поскольку все в доме от зари до зари были заняты уборкой той грязи, которую оставили участники пира. Надо было чистить все: полы, стены, ковры, — а на каждом диване менять обивку.
Диана переходила от ненависти к ревности и гневу. Была задета ее гордость! Маркус поставил ее в дурацкое положение и унизил. Она позаботится, чтобы наказание соответствовало преступлению. Но к середине дня она так устала от одиночества и тоски, что с трудом подавляла желание поехать в крепость и хоть мельком увидеть его. Пока время медленно ползло к вечеру, она решила, что проявит полное равнодушие. Поприветствует его, как обычно, и сделает вид, что ничего не произошло. Во всяком случае, ничего такого, что расстроило бы ее. Разумеется, она наденет нечто необыкновенное.
Когда Маркус вошел в дом и Диана не встретила его в атриуме, он огорчился, но не удивился. Он и не ожидал увидеть ее там. Он ждал скандала, причем такого, который до добра не доведет, если он не сумеет сдержаться огромным усилием воли.
Он услышал, что из солярия доносятся голоса, и разобрал серебристый смех Дианы. Она притягивала его, как путеводная звезда. На ней было одеяние, делающее ее похожей на тигрицу, изображенную на роскошном мозаичном полу под ее ногами. От ее красоты захватывало дух.
—А, Маркус, ты сегодня рано!.. День так незаметно прошел. Но ты как раз тот человек, который может помочь мне принять решение.
Для него день тянулся бесконечно, да и приехал он куда позже обычного. Когда же она накинется на него с обвинениями, злыми словами, угрозами и слезами?
Она одарила его обольстительной улыбкой.
— Я не могу решить, каким сделать зимний плащ. Оторочить его черной лисой или рыжей? — Она показала ему образцы пушистого меха, приложив их к лицу. — Нола полагает, что в рыжей больше огня, но мне больше нравится черная — из-за цвета моих волос.
Маркус перевел взгляд с Дианы на Нолу, потом обратно.
— Почему бы тебе не заказать обе? — спокойно, но с большой осторожностью предложил он.
— Говорила же я тебе, что он гений, — весело сказала Диана Ноле, подошла к нему и подняла лицо для поцелуя.
Маркус встретился взглядом с Нолой и сделал ей знак оставить их одних. Рассудком он понимал, что лучше не поднимать тему вчерашнего вечера, но, когда Нола вышла, что-то заставило его задать вопрос:
— Тебе понравилось вчера в театре? — спросил
он, нежно поцеловав ее.
— Необыкновенно! Спасибо, что предложил сходить. — Диана была предельно любезна. Не слишком ли?
— Ты сегодня прелестно выглядишь, настоящая тигрица.
Она покрутилась перед ним, чтобы дать возможность по достоинству оценить прозрачное одеяние. Он мог ясно разглядеть полукружия ее грудей, их розовые соски, а также ее пупок и кустик золотистых волос на лобке. Когда она повернулась к нему спиной, он ясно увидел сквозь тонкую ткань ложбинку между ягодицами.
Диана знала, как действует на него. И Маркус понимал, что все ее поступки хорошо продуманы. Она остановилась на некотором расстоянии от него, зная, что он притянет ее к себе. Когда он не обманул ее ожиданий, она пошутила:
— О, это твой меч или ты просто рад меня видеть?
— Ты коготки спрятала?
— Конечно, — мило подтвердила она.
— А жаль! Я-то думал, ты вся пылаешь от ревности после вчерашнего вечера.
Ее смех напомнил звук серебряного колокольчика.
— Ревность? Да я совершенно не ревнива.
Маркус еще крепче прижал ее к себе.
— Так какого черта ты устраиваешь мне представление? Ты бесстыдно выставляешь себя напоказ и разыгрываешь недотрогу! — Он с силой прижался губами к ее губам, чтобы она знала, что уже довела его почти до предела.
— Будь ты проклят, римлянин, гори ты в огне! — Она двумя руками схватила его за волосы и до крови укусила за губу. — Я хотела тебя убить!
Маркус удовлетворенно ухмыльнулся:
— Ах ты, маленькая дрянь, я так тебя люблю, что подозреваю: ты приворожила меня каким-то колдовством! Юпитер свидетель, я теперь ни на одну женщину и глядеть не смогу. Да ты и сама это знаешь.
Она страстно прижалась к нему.
