— Раздевайтесь! — приказал он, как только мы вошли в манипуляционную, прошагал к ложу всеобъемлющего диагноста и поднял крышку. — Затем ложитесь сюда.
— Ну уж нет! — категорически отказался я. — Мы вчера этот вопрос обсудили!
— Как же я буду подгонять экоранец под ваши индивидуальные характеристики?
— По моей медицинской карте.
— По данным медицинской карты нельзя достичь полной совместимости экоранца с вашим организмом. Индивидуальные характеристики, особенно в вашем возрасте, имеют склонность меняться, и если правильно не настроить экоранец, может наступить его отторжение с непредсказуемыми последствиями.
— Рустам, — укоризненно покачал я головой, — вот только профаном меня считать не надо. Понимаю, что возиться с настройкой экоранца по медкарте дольше, чем настраивать его напрямую. Но, повторяю, я не люблю медицинского сканирования — оно действует на мой вестибулярный аппарат. А что касается индивидуальных особенностей моего организма, то за месяц после обследования они не могли сильно измениться. Небольшие отклонения в настройке экоранец скорректирует сам.
— Все-то вы знаете… — недовольно пробурчал Борацци. — Садитесь в кресло и ждите.
Возился он с настройкой экоранца минут двадцать. Наконец отключил аппаратуру, открыл криокамеру и достал из нее подстроенный под меня экоранец с горящим на левой лямке красным огоньком.
— Честное слово, — недовольно процедил он, — в морге работать лучше.
— Это еще почему?
— Тамошние пациенты не привередничают, — мрачно осклабился медиколог. — Раздевайтесь по пояс.
В этот раз я не сопротивлялся и разделся. Борацци зашел со спины, ощупал под правой лопаткой мембрану имплантированного легочно-мембранного респиратора.
— Все нормально, — заключил он. — Надевайте.
Он помог мне просунуть руки в лямки и прилепил экоранец к спине. Будто ледышку припечатал.
— Ох, холодный! — поежился я.
— Не захотели настраивать на себе, теперь терпите! — злорадно заметил медиколог. — Через минуту почувствуете легкий укол под лопатку и больше никаких неприятных ощущений испытывать не будете. С правилами обращения с экоранцем знакомы?
— Нет, — соврал я.
— Нет никаких правил. Экоранец все делает сам. При входе в инертную атмосферу, обедненную кислородом или вообще без него, он самопроизвольно начинает дозировать кислород в кровь и извлекать углекислый газ. При выходе — отключается. Ресурс — тридцать суток в бескислородной атмосфере. Следите за сигнальным огоньком — когда зеленый начнет мигать, значит, ресурса осталось на сутки. На Мараукане можете ходить без шлема и перчаток, дышать аргоном, ничего страшного с вами не случится. Запомните главное — больше суток без шлема и перчаток находиться в атмосфере Марауканы не советую. Кожа тоже дышит, и может случиться асфиксионный спазм. Видели цвет лица коммодора?
— Серое? — удивился я. — Насколько знаю, это естественный цвет кожи колонистов Маннаэяры.
— Вот только мне сказки рассказывать не надо! — отрезал Борацци. — Я — практикующий медиколог с большим стажем и сумею отличить естественный цвет кожи от цвета кожи, не единожды перенесшей асфиксионный спазм.
— Это случилось уже здесь? — поинтересовался я.
— Нет. Когда бы он успел? А где именно, меня не интересует.
Зато меня интересовало. И даже очень. В представительском досье Гримура ни о чем подобном не упоминалось. Как не упоминалось место, откуда он мог вывезти Аранея, хотя не представляю, как можно возить такое животное в клетке по всей Галактике без декларации, данные из которой непременно дублируются в представительском досье. Равно как и травматическое поражение кожи.
Экоранец потеплел, лямки стали мягче, эластичнее, он начал расползаться по спине. Через полчаса он перестанет сковывать меня в движениях и мы настолько сольемся, что я буду ощущать его как собственное тело, словно за плечами вырос личный, но временный горб. Под правой лопаткой легонько кольнуло, и красный огонек на левой лямке сменился на зеленый.
— Все. Можете одеваться. Шлем, перчатки, оружие и прочая экипировка на стеллажах переходного тамбура на нижнем ярусе.
Борацци окинул меня взглядом и, заметив оттопыривающиеся над коленями карманы, саркастически хмыкнул.
— Вижу, бластер вы уже прихватили.
— Ага. — Я застегнул комбинезон, полез в карман и достал бутылку коньяку. — Не люблю быть должником.
— Вольдемар! — Лицо Борацци осветилось улыбкой, куда только подевалась желчность речи. — Ну, уважили!.. — Он осекся. — Да, но вам сейчас нельзя…
— Значит, выпьете без меня. А как выпадет случай совместно — найдем, что-нибудь другое.
Я поставил бутылку на стол.
— Право, мне как-то совестно… — забубнил, извиняясь, Борацци, но глаза у него горели, взгляда от бутылки он не отрывал. Определенно, свой бар он давно опустошил, хотя не представляю, как можно за две недели уничтожить годовой запас спиртного.
— Вашим лифтом можно воспользоваться? — спросил я.
— Да, конечно, идемте провожу, — засуетился он и скорым шагом повел меня к лифту.
Пока я вызывал кабину и ждал ее, Борацци стоял рядом, улыбался, желал мне всего хорошего на поверхности Марауканы, однако говорил скороговоркой, как бы мимоходом, в надежде побыстрее от меня отделаться. И стоило мне шагнуть в кабину, как медиколог, не дожидаясь отправления лифта, развернулся и заспешил в манипуляционную.
В переходном тамбуре я надел на голову шлем, срастил его с воротником комбинезона, но забрало опускать не стал. Сунул перчатки в карман, потянулся за бластером, но, вспомнив едкое замечание Борацци, взял низкочастотный разрядник. От кого здесь обороняться? А фантомов распугивать хватит и разрядника.
Когда я уже собрался выходить, система обеспечения, вмонтированная в шлем, напомнила, что я забыл взять НЗ. Немного подумав, от НЗ я отказался, но прицепил к поясу флягу с апельсиновым соком. Обедать я собирался дома, но пить, скорее всего, на плато захочется.
Выйдя к выходному створу, я остановился, глубоко вздохнул и нажал на кнопку в стене. Пятиметровая горизонтальная диафрагма створа мигнула, и у ног распахнулась километровой глубины бездна, на сером дне которой копошились оранжевые точки биокиберов. Как ни ожидал этого чувства, как ни настраивался, но сердце обмерло, голова закружилась, и я невольно отпрянул от открывшегося створа. Черт побери! В следующий раз на задание пойдет тот умник-аналитик из отдела планирования операций, который придумал наградить меня высотобоязнью!
Прикрыв глаза, я шагнул в створ, и антигравитационный луч, подхватив меня, понес вниз.
Глава 5
Сразу после селекторного совещания Корти Ньюмен перебазировал платформу в район залегания базальтовой плиты, так что пешком мне идти не пришлось. Да и не смог бы — едва только ноги коснулись поверхности и антигравитационный луч отключился, я как подкошенный повалился на порошу пеносиликата. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело, глаза застилал туман, крайняя слабость и тошнота не позволяли ни двигаться, ни о чем-нибудь думать. Большая все-таки разница между спуском из космоса в модуле и спуском с километровой высоты в одном комбинезоне. Я предполагал, что высотобоязнь неприятная фобия, и уже пару раз испытал ее на себе, но что во время свободного падения она выворачивает душу до полного изнеможения, никак не ожидал.
Приходил я в себя минут пять, не меньше. Наконец сердце утихомирилось, туман с глаз спал, и я смог сесть. Голова соображала туго, как после нокдауна, саднило горло, то ли оттого, что в пароксизме
