— Ешь, что дают, — сказала Любаша, усаживаясь напротив. — У меня пять минут, ждать некогда. — Она налила себе кофе, взяла бутерброд с сыром и внимательно посмотрела на меня, — А десять тысяч, которые ты мне в сервант подбросил, — откуда?
— А это подъемные! — не моргнув глазом, соврал я. — Так что жить теперь будем припеваючи.
— Что-то верится с трудом, — недоверчиво покачала головой Любаша, надкусила бутерброд и отпила из чашки кофе.
Я тоже не верил в «жизнь припеваючи», но признаваться в этом не собирался.
— Что же это за фирма такая, которая платит сумасшедшие деньги обыкновенному кукольному мастеру?
— Да уж нашлась, — опять соврал я. — Ценят мои работы за рубежом, продают с аукциона. Не как Фаберже, конечно, но цены приличные.
Я взял вилку и с некоторым сомнением поковырял запеканку.
— Ладно уж, похмелись, — пододвинула ко мне рюмку с коньяком Любаша. — Но чтобы такого, как вчера, я больше не видела.
— Да чтоб я... Ни в жисть!..
— Ни в жисть, — передразнила она. — Не путай обет с обедом.
— Резонно, — согласился я. — С сегодняшнего утра и начну.
Я отставил в сторону рюмку, налил в чашку кофе, отхлебнул и принялся за запеканку. На удивление, та оказалась не только съедобной, но и вкусной.
— Ты извини, — опустив глаза, неожиданно сказала Любаша, — я на тебя недавно накричала... Сама не знаю, что на меня нашло. Даже не помню за что.
— Я тоже не помню, — честно признался я. Воспоминание о ссоре было свежим, но ее причины я вспомнить никак не мог. Склероз, что ли? Не рановато ли?
— Забудем, — предложил я и прикрыл ладонью ее руку.
— Забудем, — согласилась Любаша, быстро допила кофе и, мягко высвободив из-под моей ладони руку, встала из-за стола. — Мне пора.
Я вышел за ней в прихожую, помог надеть шубку.
— Шубка у тебя старенькая, — посетовал я. — Давай купим новую?
— С подъемных? — оживилась Любаша.
— Ага.
— Тогда встреть меня после работы и пойдем покупать.
— Договорились.
Она чмокнула меня в щеку и выскочила из квартиры.
Я немного постоял в прихожей, задумчиво почесал затылок. И черт за язык дернул согласиться на встречу после работы! Неизвестно, куда в этот раз судьба забросит. Вчера вечером дубинкой получил по голове, а сегодня все может оказаться гораздо хуже.
Вернувшись на кухню, я подошел к окну и выглянул. Ночью выпал снежок и выбелил двор, как хорошая хозяйка постельное белье. Напротив подъезда стояло желтое такси, припорошенное снегом, следов от протекторов рядом с машиной не было. Знакомое такси... Неужели всю ночь простояло здесь, а Сева ночевал в салоне? Однако... Что же это тогда — прикрытие или плотный прессинг?
Из подъезда вышла Любаша, запрокинула голову и, увидев меня в окне, помахала рукой. Я помахал в ответ. Любаша поддернула рукав шубки, обнажив запястье, и постучала по циферблату часов пальцем, напоминая, что мы договорились встретиться после работы. Я покивал, мол, понял, снова помахал рукой, и Любаша заспешила со двора на остановку трамвая.
Я еще немного постоял у окна, мрачно глядя на припорошенное снегом такси, но никто из него не вышел. Тогда я вернулся к столу и принялся доедать яично-овощную запеканку.
Допивая кофе, я начал загодя прикидывать, что сказать Любаше, если не получится встретить ее после работы, как вдруг вспомнил, из-за чего мы поссорились. Точнее, не мы поссорились, а Любаша со мной.
ИЗ-ЗА ОКСАНЫ!
Опрокинув чашку с остатками кофе, я вскочил с табуретки и выглянул в окно. Такси продолжало стоять во дворе, словно находилось здесь со дня сотворения мира. То есть со дня оживления плазмоидами органического студня в первичном океане Земли.
Вот такая петрушка... Таким вот, значит, образом действует на окружающих блокировка сознания Любаши, пока она находится рядом. Одно дело — слышать о технологиях психотехников «Горизонта» и совсем другое — испытать структурное психокодирование на себе. Жутковатое, прямо сказать, чувство.
А так хотелось, чтобы меня каждое утро будила Любаша, готовила завтрак, целовала перед уходом на работу... И чтобы эта идиллия длилась вечно, пока смерть не разлучит нас. Но я пересилил себя и твердо решил: как только найду Оксану, сделаю все возможное, чтобы Любаша как можно быстрее услышала голос дочери. Быть может, навсегда потеряю Любашу, но собственное счастье никогда не строится на чужом горе. Ничего хорошего не получится. Такое счастье как дворец из песка — накроет его волной восстановившейся памяти и смоет навсегда.
Тренькнул дверной звонок и отвлек меня от невеселых мыслей. Началось... Кому это не терпится с утра пораньше? Из такси вроде бы никто не выходил, следов на снегу у машины нет... Значит, не Сева, а кто-то другой, но непременно из «Горизонта». Никому другому до меня дела нет.
