— Да. И во всем шведском государстве никто этого не знает, за исключением нас двоих. Не будет ни салюта, ни детей, которые будут произносить стихи, ни военных оркестров, которые исполняют марши, написанные Оскаром по поводу этого юбилея… Как это прекрасно, Жан-Батист!
— Мы прошли долгий путь, — прошептал он, устало опуская голову мне на плечо. — И, наконец, ты все-таки приехала ко мне. — Он закрыл глаза.
— Ты прав, Жан-Батист, — сказала я. — Мы прошли долгий путь, и все-таки ты боишься призраков.
Он не ответил. Его голова лежала на моем плече, он казался таким усталым!
— Ты заставляешь Фернана спать возле твоих дверей, да еще вооруженного пистолетом. Как называют тех призраков, которых ты боишься, Жан-Батист?
— Ваза, — сказал он. — На последнем конгрессе в Вене последний король Ваза, тот, что находится в изгнании, ты помнишь, предъявил свои права на корону. Он требовал восстановления своих прав и прав своего сына.
— Но ведь это было восемь лет тому назад! Кроме того, шведы даже не стали его слушать, так как он придурковат. Он и правда сумасшедший?
— Я не знаю. Он довел Швецию до полного развала. Союзники, конечно, отвергли его предложения, тем более что они многим обязаны мне, ведь я им помог в этой ужасной войне.
— Оставь это, Жан-Батист! Не мучай себя воспоминаниями! — быстро сказала я.
Он вздрогнул. Я почувствовала, как он вздрогнул.
— Жан-Батист, шведы прекрасно понимают, что ты для них сделал. Ведь весь мир знает, что благодаря тебе Швеция стала богатой и процветающей страной.
— Да, да, это они знают, но в Сенате есть оппозиция…
— Разве они говорят о Ваза?
— Нет. Никогда. Но есть группа оппозиции, которая называется либеральной, они стараются через газеты подчеркнуть, что я родился не в этой стране.
Я выпрямилась.
— Жан-Батист, если кто-нибудь тебе напоминает, что ты родился не в этой стране и не понимаешь шведского языка, это вовсе не означает, что речь идет о свержении тебя с трона. Это просто означает, что люди говорят правду.
— От оппозиции к революции… всего один шаг, — вдруг заявил он.
— Какая глупость! Шведы прекрасно знают, чего хотят. Ты был избран королем, а затем коронован.
— И все-таки, я могу быть убит или свергнут, чтобы освободить место для последнего Ваза. Он служит офицером в австрийской армии.
Тогда я решила окончательно изгнать призрак Вяза. «Нужно сделать ему больно так, чтобы он испугался, — грустно подумала я, — но зато потом он будет спать спокойно».
— Жан-Батист, в Швеции династия Бернадоттов, которая царствует, и ты единственный, который никак в это не может поверить…
Он пожал плечами.
— Но, к сожалению, есть люди, которые утверждают, будто ты из боязни оппозиции, недостаточно уважаешь Конституцию… Шведы очень ценят свободу печати, мой дорогой. И каждый раз, когда ты запрещаешь какой-либо журнал, ты можешь себе представить, какое возмущение это вызывает!
Он вздрогнул, как будто я его ударила.
— Правда? Теперь ты видишь, что это не мое воображение? Мои призраки очень реальны. Принц Ваза…
— Жан-Батист, никто не говорит о принце Ваза.
— Но о ком же? Кого господа либералы желали бы иметь вместо меня?
— Оскара, конечно. Наследного принца…
Он облегченно вздохнул.
— Это правда? Посмотри мне в глаза! Это чистая правда?
— Никто не возражает против династии Бернадоттов. С ней согласны, Жан-Батист, с ней согласны. Прикажи Фернану, чтобы он спал в своей комнате и без пистолета в руке. Почему я должна будить Фернана, если я хочу видеть тебя поздно ночью?
Золотые шнуры эполета царапали мне щеку.
— Девчурка, ты не должна приходить ко мне в такой поздний час. Королевы не бродят по покоям дворцов в пеньюарах. Ты должна быть полна женской гордости и чистоты и должна ждать, ждать в своих покоях, когда я приду к тебе.
Потом он подошел к окну и отдернул занавеси. Солнце уже поднялось, и парк купался в его золотых лучах. Я подошла и стала рядом.
— Для того, чтобы Оскара… — начал он и замолчал. Его губы легко касались моих волос. — Я дал Оскару то, чего мне самому не хватает, — образование! Такое образование, какое должен иметь король. Иногда я жалею, что не увижу его, когда он станет королем.
— Это естественно, потому что он станет королем только после твоей смерти.
Он засмеялся.
— О, я не боюсь за нашего маленького негодника.
Я взяла его за руку.
— Пойдем. Мы позавтракаем вместе, как тогда, двадцать пять лет тому назад.
Когда мы вышли из комнаты, ни Фернана, ни его кровати уже не было возле двери.
— Фернан сообразил, что я прогоню все призраки, — сказала я гордо.
— Я рад, что не препятствовал Оскару жениться на Жозефине, — вдруг сказал Жан-Батист.
— Если бы он следовал твоему приказанию, он женился бы на какой-нибудь уродливой дочери короля и утешался бы фрейлиной Коскюль.
— И все-таки… она внучка нашей Жозефины. Внучка Жозефины на шведском троне… — Он с сомнением покачал головой.
— Не хочешь ли ты сказать, что наша Жозефина не была волшебницей?
— Чересчур даже была волшебницей. Я только надеюсь, что здесь, в Скандинавии, не очень знают все детали…
Мы вошли в мой будуар и остановились, пораженные. На столике, сервированном на два прибора, огромный букет роз, красных, белых, желтых. К вазе был прислонен листок бумаги: «Наилучшие пожелания Их величествам, маршалу Бернадотту и его жене. Мари и Фернан».
Жан-Батист засмеялся, но слезы заструились по его щекам. Мы такие разные люди и все-таки… все- таки… Я тихонько вытерла слезы кружевным платком с королевской монограммой…
Глава 57
Королевский дворец в Стокгольме, февраль 1829
Старая принцесса София-Альбертина, принцесса из старинной аристократической семьи, последняя Ваза, умирает, и дочь торговца шелком держит ее за руку…
Я перелистала страницы моего дневника. Я прочла, что раньше называла ее старой козой. Она была в числе тех, кто когда-то смеялся надо мной здесь, в этом дворце. Как глупо было с моей стороны обращать на это внимание!
После смерти своего брата принцесса живет в старом дворце на площади Густава-Адольфа. Жан-Батист не забывал приглашать ее время от времени на торжества при дворе. Но кто действительно заботился о ней, так это Оскар. Он называет ее «тетя» и говорит, что когда он был ребенком, она украдкой клала ему в карман конфеты от кашля, очень сладкие.
Вчера нам сообщили, что она больна и очень слаба. А сегодня утром она прислала ко мне одну из своих старушек-фрейлин. Та сказала, что Ее высочество, принцесса София-Альбертина выразила последнее желание поговорить со мной безотлагательно. Со мной!..
«Бедная женщина, — думала я. — Теперь последняя из Ваза, из-за болезни не в своем уме. Она тоже…»
В честь моего приезда принцесса была одета в придворный туалет. Она лежала на диване, и когда я вошла, она попыталась подняться.
