Серое зимнее утро ее очень бледнило, и когда она смеялась, были видны маленькие морщинки вокруг глаз. Губы ее казались слишком сухими, и розовая помада на них лежала неровными полосами.
— Я хотела узнать, как вы поживаете без вашего мужа, мадам, — сказала она. — Мы, проводившие мужей, должны помогать друг другу, не правда ли?
Мари подала горячий шоколад двум супругам без мужей, и я галантно спросила:
— Регулярно ли вы получаете вести от генерала Бонапарта, мадам?
— Нет, не регулярно, — ответила она. — Бонапарт потерял свой флот, и англичане своей блокадой мешают ему наладить какую-либо связь с Францией. Время от времени проскакивает маленькая лодочка.
На это нечего было сказать… Взгляд Жозефины упал на пианино.
— Жюли рассказывала мне, что вы берете уроки музыки, мадам, — заметила она.
Я кивнула.
— Вы тоже играете?
— Конечно. Я училась играть с одиннадцати лет, — ответила мне бывшая виконтесса.
— Я беру также уроки танцев у м-сье Монтеля, — сообщила я. — Я не хочу, чтобы Бернадотт меня стыдился.
— Не так легко быть женой генерала, я хочу сказать генерала, который находится при армии, — сказала Жозефина, откусывая кусочек пирожного. — Очень легко могут пойти всякие слухи…
«Господи, — подумала я. — Вот что натворила моя глупая переписка с Жаном-Батистом!»
— Не следует писать в письмах всего, что хочешь сказать, — невпопад на всякий случай сказала я.
— Не правда ли? — вскричала Жозефина. — Потому что другие интересуются вещами, совершенно их не касающимися, а, может быть, и пишут недоброжелательные письма… — быстренько допила свой шоколад. — Жозеф, например. Наш общий зять Жозеф! — Она достала маленький кружевной носовой платок и легким движением вытерла губы. — Я должна сказать вам, что Жозеф хочет написать Бонапарту, что он вчера был у меня в Мальмезоне и встретил там Ипполита Шарля. Припоминаете Ипполита, этого очаровательного молодого фуражира?.. И что он увидел Ипполита в ночном белье. Он хочет досаждать Наполеону подобной ерундой, хотя у моего мужа сейчас и без того много забот.
— Но почему м-сье Шарль разгуливает в ночном белье по Мальмезону? — спросила я, не понимая, почему он не нашел более подходящей одежды для визита.
— Было всего девять часов утра, — сказала Жозефина, — он еще не закончил свой туалет. Ведь приезд Жозефа был совершенно неожиданным.
На это я не нашлась, что ответить…
— Я нуждаюсь в обществе, я не могу жить в одиночестве, я никогда не жила одна за всю свою жизнь, — сказала Жозефина, и глаза ее наполнились слезами. — И мы, одинокие жены, должны сплотиться против нашего общего зятя. Я надеюсь, что вы сможете поговорить с вашей сестрой. Жюли должна отговорить Жозефа от мысли написать моему Бонапарту.
Вот оно что! Вот чего хотела от меня Жозефина!
— Жюли совершенно не имеет влияния на Жозефа, — сказала я ей откровенно. Глаза Жозефины стали похожи на глаза испуганного ребенка.
— Вы не хотите мне помочь?
— Я поеду сегодня вечером на новогодний ужин к Жозефу и поговорю с Жюли. Но от этого разговора не следует ожидать многого, мадам.
Немного успокоенная, Жозефина скоро встала.
— Я знала, что вы мне не откажете. А почему я никогда не встречаю вас у Терезы Тальен? Две недели назад она родила маленького Уврара. Вам нужно посмотреть на ребенка.
Уже у двери она сказала:
— Надеюсь, что вы не скучаете в Париже, мадам? Нужно будет как-нибудь пойти вместе в театр. И, пожалуйста, скажите вашей сестре, что Жозеф может писать Бонапарту все, что ему заблагорассудится, но пусть умолчит об истории с ночным костюмом…
Я приехала к Жюли на полчаса раньше, чем остальные гости. Жюли была в новом красном платье, которое ей совершенно не шло, потому что подчеркивало еще больше ее бледность. Она ходила вокруг стола, который украсила маленькими серебряными подковами, чтобы принести нам счастье в Новом году.
— Я посадила Луи Бонапарта рядом с тобой. Этот толстяк так скучен, что мне просто не к кому посадить его, — объявила она мне.
— Я хочу попросить тебя кое о чем. Не можешь ли ты поговорить с Жозефом, чтобы он ничего не писал Наполеону по поводу одежды м-сье Шарля в Мальмезоне?
— Письмо Наполеону уже отправлено, все разговоры напрасны, — сказал Жозеф. Я не слышала, как он вошел в столовую. Сейчас он стоял возле закусок и наливал себе рюмку коньяку. — Держу пари, что Жозефина была у вас сегодня, чтобы просить вашего заступничества. Правда, Дезире?
Я пожала плечами.
— Мне очень странно, что вы согласились принять ее сторону, а не нашу, — продолжал Жозеф возмущенно.
— Что вы называете «нашей стороной»? — спросила я.
— Я, например, и, конечно, Наполеон.
— Это в данное время ничего не значит. Наполеон в Египте, ничего сделать он ей не сможет, а ваше письмо только причинит ему огорчение. Зачем?
Жозеф посмотрел на меня с интересом.
— А, значит вы все еще влюблены в него? Как это трогательно, — сказал он насмешливо. — Я думал, что вы его давно забыли.
— Забыла? — спросила я, тоже удивившись. — Разве можно забыть первую любовь? О Наполеоне, как таковом, Боже мой, я не думаю почти никогда. Но волнение сердца, которое меня тогда поглощало, но ощущение счастья, которым я жила, и все тяжкие переживания, которые последовали за этим, я никогда не забуду!
— И поэтому вы против того, чтобы его огорчать? — Разговор явно занимал Жозефа. Он налил себе большой стакан.
— Конечно. Я же знаю, что ощущаешь, когда узнаешь об обмане.
Жозеф сделал довольное лицо.
— Но письмо уже в дороге…
— Тогда, — сказала я, — о чем говорить?
Жозеф налил два других бокала.
— Идите сюда, мои девочки. Пожелаем друг другу счастливого года. Будьте в хорошем настроении, гости могут приехать каждую минуту.
Послушно Жюли и я взяли бокалы, которые он нам протягивал. Но, еще не пригубив коньяка, я вдруг почувствовала себя очень плохо. Запах коньяка вызывал тошноту, и я быстро поставила свой бокал.
— Ты плохо себя чувствуешь? — обеспокоено спросила Жюли. — Ты вся позеленела, Дезире!
Капли пота выступили у меня на лбу. Я бросилась в кресло и покачала головой.
— Нет, нет, это ничего! Со мной случается… — сказав эти слова, я закрыла глаза.
— Она, вероятно, беременна, — сказал Жозеф.
— Невозможно! — ответила Жюли. — Я бы знала об этом.
— Если она больна, нужно написать Бернадотту, — сказал Жозеф.
— Подождите, Жозеф. Вы ничего ему не напишите об этом. Я хочу сделать ему сюрприз.
— Какой сюрприз? — спросили в один голос Жюли и Жозеф.
— Родить сына, — ответила я и вдруг почувствовала огромную гордость.
Жюли опустилась на колени возле моего кресла и обняла меня.
— Но это может быть дочка…
— Нет, это будет сын. Бернадотт не таков, чтобы иметь дочерей, — ответила я, вставая. — А сейчас я пойду к себе. Не провожайте меня. Мне хочется лечь в постель и встретить Новый год во сне.
Жозеф налил коньяку, и они с Жюли выпили за мое здоровье. Глаза Жюли были полны слез.
